О чем предупреждает современного читателя евгений замятин. «Мы» Е

Я спрашиваю: о чем люди с самых пеленок –
молились, мечтали, мучились?
Е. Замятин.

Цели:

  • Расширять знания и представления учащихся о жанре «антиутопия», его особенностях.
  • Развивать умения анализировать и сравнивать художественные произведения.
  • Прививать любовь к художественному слову, воспитывать чувство собственного достоинства.

Запись на доске:

  • «Благодетельное иго разума»;
  • «самая трудная и высокая любовь – это жестокость»;
  • «математически безошибочное счастье»;
  • «не омраченные безумием мысли пицца»;
  • «душа – тяжелое заболевание»;
  • «Мы – счастливейшее среднее арифметическое»;
  • «любить нужно беспощадно».

Ход урока

Слово учителя.

И создал Бог человека из праха земного, и поселил его в саду Эдемском, чтобы возделывать его и хранить его. И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, но не от дерева познания добра и зла, ибо в день, когда вкусишь плоды от него, смертию умрешь.

Ослушался человек. Посему грех вошел в мир наш.

Обращение к эпиграфу: «Я спрашиваю: о чем люди с самых пеленок – молились, мечтали, мучились?»

А мечтали о том, как вернуть потерянный рай, возродить Золотой век, желая, если не на практике, то хотя бы в воображении создать идеальную, упорядоченную модель человеческого общежития. Проектов идеального государства в мировой истории и, конечно же, в литературе достаточно (Томас Мор, Томмазо Кампанела, Н. Чернышевский). И если свою задачу утописты видели в создании «дивного нового мира», то Замятину-художнику, очевидцу революционных стихий, важно было предупредить об опасностях на пути к раю, о его слишком высокой цене.

Уже на первых страницах романа Евгений Замятин создает модель идеального, с точки зрения утопистов, государства, где найдена долгожданная гармония общественного и личного. Главный герой Д-503, математик, строитель Интеграла, в дневниковых записях ведет диалог со своими предками. Он недоумевает перед невежеством далеких предков и восторгается правильной жизнью Единого Государства, где «дикое состояние свободы» заменено «математически безошибочным счастьем.

Ролевая игра.

Я – древний предок, к которому обращается Д-503, а вы – «нумера» (I-330, Д-503, О-90), вы – «счастливейшее среднее арифметическое».

В чем же ваше счастье, граждане Единого государства? В какие моменты жизни вы ощущаете себя наиболее счастливыми? (Ответы учащихся).

Один из мудрецов сказал: «Любовь и голод правят миром». Голод вы покорили нефтяной пищей, а любовь? (Ответы учащихся).

Искусство прежде всего предполагает свободу творчества. Неужели в Едином Государстве нет творческих людей или нет инакомыслящих? (Ответы учащихся.)

- «Единственное средство избавить человека от преступлений – это избавить его от свободы»,- утверждаете вы. Как можно избавить человека от свободы? (Ответы учащихся).

Беседа с классом.

Вы так убедительно рассказывали о «математически безошибочном счастье», а критики советской России обвиняли писателя именно за то, что он изобразил «коммунизм в виде какой-то сверхказармы», исказил социалистическое будущее. Особенно страстно полемизировал с Замятиным Александр Воронский, который говорил: «Памфлет бьет мимо цели».

Насколько полно сбылись пророчества-предупреждения Замятина?

(Действительность в нашей стране на время превзошла даже худшие опасения Замятина. В 30-е, 40-е годы миллионы людей были превращены в «нумера», но не на золотых бляхах писались номера, а на лагерных бушлатах. И А.Воронский оказался в числе тех, кто был расстрелян под одним из таких безымянных номеров.)

Необычен язык Замятина, роман нагроможден оксюморонными выражениями («благодетельное иго разума», «самая трудная и высокая любовь – это жестокость» и др.).

Зачитайте выписанные дома оксюмороны.

Чем объяснить такое нагромождение оксюморонных выражений?

(Мир, изображенный в романе, - это мир перевернутой этики, извращающий подлинный, традиционный смысл слов. И каких слов! Главных в духовном мироздании! В записи на доске подчеркиваем слова: свобода, счастье, любовь, душа).

Центральная идея любой утопии – всеобщее равенство – оборачивается в антиутопии Замятина всеобщей усредненностью, быть оригинальным – это нарушить равенство. Малейшее проявление свободы считается преступлением. «Счастье – в несвободе»,- утверждают герои романа.

Однако человеческая природа не выносит такого безличного существования. Стоит человеку хотя бы на миг лицом к лицу встретиться с миром естественным, как тут же дают о себе знать живые человеческие эмоции и страсти. Главный герой Д-503, восторженно преклоняющийся перед рассудком Единого Государства, влюбляется. «Плохо ваше дело,- говорит доктор,- по-видимому, у вас образовалась душа».

Неясные стремления обнаруживаются у тысячи «нумеров». Рушится высоковольтная стена, огораживающая Единое Государство. Бунт… И тут происходит разговор главного героя с Благодетелем.

Замятинский Благодетель – это последыш искушавшего Христа Дьявола и прямой потомок Великого Инквизитора Достоевского, а разговор между Благодетелем и Д-503 –продолжение размышлений над вечными и мучительными вопросами:

  • что есть свобода?
  • зачем она нужна человеку?

Перечитайте сцены беседы Великого Благодетеля с героем Д-503 (запись 36). Затем обратитесь к роману Достоевского «Братья Карамазовы», перечитайте «Легенду о Великом Инквизиторе». Сопоставьте с идеями романа Замятина высказывания Великого Инквизитора Достоевского, обращенные к Иисусу. Покажите, каким образом в романе Замятина реализовался «закон» осуществления рая земного, открытый Великим Инквизитором?

(«Уверовав в слово мое,- сказал Христос,- познаете истину, а истина сделает вас свободными». И Инквизитор Достоевского, и Благодетель Замятина отрицают божественную свободу человека, заложенную в него самой природой. Следовательно, они смотрят на человека как на материал для обезличенного тоталитарного государства. «Благо», которое они сулят людям, - это «благо» добровольных рабов, нравственных и социальных иждивенцев).

Вывод.

Против чего своих современников и потомков предостерегает Е. Замятин и почему роман «Мы» относят к антиутопическому жанру?

(Счастья без свободы и блага без добра не бывает! Евгений Замятин в романе «Мы» показал абсурдность утопического мира, ибо утопические идеи зачеркивают вопрос о человеческой личности, об индивидуализме).

В середине 20-ого века во всем мире приобрел большую популярность жанр антиутопия, в котором писалось много литературных произведений. Больше всего этот жанр был развит именно в социалистических странах, люди которых или не поддерживали веру в «прекрасное, светлое будущее» или просто очень боялись наступающих перемен. И действительно: как может выглядеть наш мир, если все будут равны и похожи друг на друга? Этот вопрос волновал умы многих великих людей. На западе тоже поднималась эта тема. Многие писатели старались приоткрыть завесу будущего и предсказать, что же случится с нашим миром через несколько столетий. Так постепенно формировался жанр антиутопия, имеющий много сходных черт с фантастикой.

Одним из произведений, написанным в этом жанре, стал роман русского писателя Замятина «Мы». Замятин создал свой собственный мир - мир Великого Интеграла, мир в котором все построено по строгим математическим законам. Все люди этого мира - номера, имена им заменяет порядковый номер их в великом множестве людей. Все они живут по строго прописанному распорядку дня. Все они должны работать в определенное время, в другое время гулять, т.е. ходить строем по улицам города, спят они тоже в назначенное время. Есть правда у таких номеров и личные часы, которые они могут тратить на себя, но все равно все люди города находятся под бдительным оком Благодетеля, управляющего этим миром.

Какой ужасный, страшный мир создал этот Благодетель! Как страшно жить в таком мире обычному человеку! Все дома, все здания, все сооружения - все из стекла. И нигде не спрятаться, нигде не скрыться от его глаз. Каждый жест, каждое слово, каждый поступок Благодетель видит и оценивает. Он держит под контролем каждого человека этого общества, и, как только этот человек начинает думать своей собственной головой и совершать поступки, продиктованные его «Я», этого человека хватают и выкачивают из него всю фантазию, после чего он снова становится обычным серым номером, ничего из себя не представляющим.

Даже любовь в этом страшном обществе перестала существовать как таковая. У каждого номера есть так называемый розовый билет, по которому он может получиться сексуальное удовлетворение от любого другого номера противоположного пола. Это считается нормальным и правильным, потребность в физической близости расценивается как потребность в еде и воде. Но как же чувства? Как же любовь, тепло? Нельзя же все это заменить простой физиологией! Дети, что рождаются от такой близости, тут же передаются в руки прислужников Благодетеля, где чуть ли не в условиях инкубатора из них выращивают таких же номеров. Таким образом из людей выбивается всяческая индивидуальность. Каждый становится таким же, как все остальные.

Как страшно это равенство! Когда серая толпа идет по улице, марширует в ногу в строгом порядке, когда все эти люди становятся единым тупым животным, которым легко управлять, вся надежда на идеальное, просвещенное будущее умирает на корню. Неужели все то, за что боролись наши предки, что они строили, возводили, пусть не всегда правильно и умело, неужели все это, в конце концов, закончится именно так? Вот этим вопросом задается каждый автор антиутопического произведения, создавая очередной мир. Но Замятин дает нам надежду.

Главный герой произведения Д503 самый обычный рядовой номер, работающий на создании Великого Интеграла. Он, как и все, живет в стеклянной квартире, у него есть друг Р13, женщина О90. Все в его жизни течет так, как заведено по законам Благодетеля. Он работает, в личное время ведет дневник, куда записывает свои мысли и чувства, спит, ровно в назначенный срок опускает занавески для розового билета, ничем не отличается от остальных номеров. Но внезапно в его жизнь вихрем врывается женщина, перевернувшая все его сознание, всю его судьбу.

Однажды во время гуляния по улицам города он встречает ее в строе марширующих, необыкновенную, прекрасную I220, сначала просто заинтересовавшись ей. Но постепенно, по мере их встреч, он видит, насколько разительно эта женщина отличается от всего остального общества, сколь сильно она не похожа на всех остальных. И Д503 влюбляется в нее, влюбляется впервые в жизни, и эта любовь меняет его. Он начинает мечтать, начинает грезить, перестает работать и жить по законам Интеграла. Сам он называет это опасной болезнью - душой, проснувшейся в нем, - пытается каким-то образом вылечиться, но не понимает, что от этого вылечиться невозможно.

Мир Интеграла ограничен от природы и окружающего Зеленой Стеной, поэтому в городе стекла, солнца и неба нет птиц, растений, животных, все здесь сотворено руками человека. Но у самой границы Зеленой Стены, за которой просторы огромного мира, стоит крохотный домишка Древний Дом, являющийся своеобразным музеем прошлых лет, в котором собраны раритеты прошлых веков. Именно в этом музее и начинается история Д503 и I220, ведущая обоих к страшному и грустному концу отношений.

Д503 околдован необычной, интересной, фантастической женщиной, которая каждый раз удивляет его чем-то новым, которая постоянно исчезает и появляется в самые неожиданные моменты. Он любит ее всем своим сердцем, он постоянно нуждается в ее присутствии рядом, причем ему хватает даже просто глядеть на нее со стороны. I220 тоже любит его, но любит меньше, слабее, часто использует его для своих целей. Она протестует против Благодетеля, она протестует против всего общества Интеграла, против его серости, долго готовится к этому протесту в кружке своих единомышленников. И привлекает к этому протесту Д503. А он слишком любит ее, слишком верит ей, слишком переживает за нее. Ему абсолютно все равно, против чего она идет, он готов следовать за ней куда угодно, не взирая на последствия. И последствия эти наступают очень скоро.

А что же его друзья? Р13 - поэт Интеграла, возносящий славу Благодетелю, а О90 просто любит Д503, причем любит его не той пламенной страстью, от которой горит он сам к другой женщине, а любит преданной, теплой, верной любовью. О забеременела от него, но не может она родить ребенка и отдать его миру Интеграла, она слишком любит Д, любит их малыша, считает, что он не должен расти вдали от нее, становиться таким же серым и холодным как остальные люди. О90 забирает малыша и уходит за Зеленую Стену, чтобы там жить без надзора Благодетеля, без условий, диктуемых им. А после их короткого бунта и Д, и I, забирают к себе приспешники Благодетеля, выкачивают из них всю фантазию и любовь. Так и умирает надежда этих двух людей на возможность перестройки серого мира в светлый и прекрасный.

Многие авторы старались отодвинуть завесу будущего и заглянуть вперед в то, что будет дальше. Многие пытались заглянуть туда, предвидеть мир, людские стремления, людские переживания. 20ый век стал переломным веком в истории литературы в целом, ведь технический прогресс шел столь быстрыми темпами, что все те изобретения, предсказанные раннее фантастами, воплощались в реальности. Человек полетел в космос, изобрел передатчики изображения и голоса на расстоянии, машины, двигающиеся с огромной скоростью, всевозможные приспособления, облегчающие жизнь человека до минимума. Но число людей в мире неуклонно растет, их становится все больше. И сможет ли в этом огромном количестве живых существ сохраниться индивидуальность, отличие от других? Будут ли все люди одинаковыми или все-таки единицам хватит сил противостоять серой массе? Этим вопросом задавались очень многие люди, им задаются до сих пор, он еще очень долгое время будет волновать души и сердца людей.

Замятин написал произведение, являющееся не только предсказанием, но и предостережением всем людям. Он сумел показать одну из вероятностей того, во что превратится наш мир. И мы постепенно идем к этому обществу, ведь сейчас человеку очень трудно спрятаться от глаз миллионов, следящих за ним, очень сложно сохранить свою индивидуальность в море людей. Фактически, мы сами живем за стеклом. Человеческое «я» давится популярной культурой, массовой культурой, нам навязывают стиль жизни, уклад общества, можно сказать, что и над всем миром сейчас стоит этот самый Благодетель, пытающийся контролировать каждое наше движение. Замятин предостерегает нас от того, что может произойти. Он спрашивает: «Неужели все светлое пропадет в этом мире? Неужели все станет однообразным и серым? Неужели даже любовь превратится в обычную физическую потребность?»

Любовь никогда не станет низким чувством. Любовь - это то, что делает человека человеком, что возвышает его над животными. Любовь - это Космос внутри нас. Она никогда не умрет. И, как бы банально это не звучало, любовь спасет наш мир.

1 вариант

Настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнитель-ные и благонадежные, а безумные еретики...

Е. Замятин

Имя Евгения Ивановича Замятина стало известным в литера-турной России еще в 1912 году, когда вышла первая его вещь — повесть «Уездное». Тогда о молодом писателе заговорили все и сразу как о новом, большом таланте. Почему же мы получили возмож-ность познакомиться с творчеством Е. Замятина лишь в середине 80-х годов?

Любой настоящий талант не приемлет ограничений, стремится к свободе, открытости. Эта честность в высказывании своих мыс-лей и явилась причиной литературной изоляции писателя после выхода в свет его антиутопии «Мы», написанной в 1919 году. Замятин не зря считал свой роман «предупреждением о двой-ной опасности, грозящей человечеству: гипертрофированной вла-сти машин и гипертрофированной власти государства». И в первом и во втором случае подвергается угрозе самое ценное, то, что делает человека человеком, — его личность.

В городе-государстве, созданном живым воображением писате-ля, люди превращены в составляющие и быстро заменяемые части гигантской и страшной государственной машины, они лишь «ко-лесики и винтики в едином государственном механизме». Между индивидуумами максимально нивелированы все различия: жест-кий, до секунды расписанный режим (нарушение которого очень жестоко карается), коллективный труд и отдых, подавление любых самостоятельных мыслей, чувств, желаний не дают развиваться че-ловеческой личности. Даже имен нет у граждан этого странного государства, а есть номера, по которым их можно было бы иденти-фицировать в случае надобности.

Всеобщее равенство, дома с прозрачными стенами (во-первых, людям нечего скрывать друг от друга, во-вторых, за ними легче на-блюдать, выискивая нарушителей), жизнь по звонку, прогулки стройными рядами в свободное время, даже регламентированное количество жевательных движений на каждый кусок нефтяной пищи — все это служит непреложным основанием человеческого счастья. Власти единого государства в лице Благодетеля пекутся о легкой, безмятежной жизни горожан — и вместе с тем об удобстве и незыблемости своего положения. И люди, на удивление, счастли-вы: им некогда думать, не с чем сравнивать, они лишены возможно-сти оценивать действительность, потому что любые проявления ин-дивидуальности, личности в Едином Государстве приравнены, в лучшем случае, к болезни, которую нужно немедленно излечить, в худшем — к преступлению, караемому смертью: «свобода и пре-ступление так же неразрывно связаны между собой, как движение и скорость...».

Кажется, все учтено в этом утопическом мире, чтобы стереть различия между людьми, даже любовь возведена в ранг государ-ственной обязанности, потому что «всякий нумер имеет право на другой нумер как на сексуальный объект». Стоит лишь получить заветный розовый талончик — и ты имеешь право на часовой «се-анс», даже шторы можешь опустить...

Но все дело в том, что какой бы серой и однородной ни была человеческая масса, она состоит из отдельных людей: со своим ха-рактером, способностями, ритмом жизни. Человеческое в челове-ке можно заглушить, придавить, но полностью уничтожить — не-возможно. Ростки неизвестной ранее любви в сердце строителя Ин-теграла Д-503 обусловили и «кощунственные» мысли, и «преступ-ные» чувства, и запретные желания. Невозможность жить прежней жизнью, личностное возрождение Д-503, с детства воспитанный в условиях Единого Государства, воспринимает как катастрофу, ко-торую ужесточает врач, констатируя болезнь и ставя жуткий диаг-ноз: «Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа».

Конечно, до истинного освобождения в этом случае далеко, но и вода по капле долбит камень. Государство, неспособное к разви-тию, «вещь в себе» — обречено на гибель, поскольку в жизни отсут-ствие движения означает смерть. А для движения и развития госу-дарственного механизма нужны люди — не «винтики» и «колеси-ки», а живые, думающие личности с ярко выраженной индивиду-альностью, имеющие право выбора, не боящиеся спорить и спо-собные создавать не всеобщее счастье, а счастье для каждого в от-дельности. Писатель хотел предостеречь весь мир (а особенно свою страну) от страшных ошибок, но машина нового тоталитарного го-сударства уже начала свой ход, и Замятину пришлось отвечать за «преступную клевету» против победы революции и социализма...

2 вариант

Самое страшное в утопиях то, что они сбываются...

Н. Бердяев

Многие тысячелетия в сердцах людей живет наивная вера в то, что можно построить или найти такой мир, в котором все будут одинаково счастливы. Реальность же всегда была не настолько со-вершенной, чтобы не находилось недовольных жизнью, и стремле-ние к гармонии и совершенству породило в литературе жанр уто-пии.

Наблюдая за непростым становлением молодой Страны Сове-тов, предвидя жестокие последствия ее многочисленных ошибок, возможно, неизбежных при создании всего нового, Е. Замятин со-здал свой роман-антиутопию «Мы», в котором еще в 1919 году хо-тел предупредить людей об опасностях, грозящих человечеству при допущении гипертрофированной власти машин и государства в ущерб свободной личности. Почему антиутопия? Потому чтомир, созданный в романе, гармоничен лишь по форме, на самом же деле перед нами предстает совершенная картина узаконенного рабства, когда рабам еще и вменяется в обязанность гордиться своим поло-жением.

Роман Е. Замятина «Мы» — грозное предупреждение всем, меч-тающим о механической переделке мира, дальновидное предска-зание грядущих катаклизмов в обществе, стремящемся к едино-мыслию, подавляющем личность и индивидуальные различия меж-дулюдьми.

В облике Единого Государства, предстающего перед нами на страницах романа, легко узнать две будущие великие империи, сде-лавшие попытку создания идеального государства, — СССР и Тре-тий рейх. Стремление к насильственной переделке граждан, их со-знания, моральных и нравственных ценностей, попытке изменить людей в соответствии с представлениями власть имущих о том, ка-кими они должны быть и что им нужно для счастья, обернулось для многих настоящей трагедией.

В Едином Государстве все выверено: прозрачные дома, решив-шая проблему голода нефтяная пища, униформа, жестко регламен-тированный распорядок дня. Кажется, неточностям, случайнос-тям, упущениям здесь нет места. Все мелочи учтены, все люди рав-ны, потому что одинаково несвободны. Да-да, в этом Государстве свобода приравнивается к преступлению, а наличие души (то есть собственных мыслей, чувств, желаний) — к болезни. И с тем и с другим усиленно борются, объясняя это стремлением обеспечить всеобщее счастье. Не зря Благодетель Единого Государства спра-шивает: «О чем люди — с самых пеленок — молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь раз и навсегда сказал им, что такое счастье, — и потом приковал их к этому счастью на цепь». Насилие над личностью маскируется под видом заботы о людях.

Однако объективный жизненный опыт и примеры истории, которыми особенно насыщен был бурный XX век, показали, что государства, построенные по подобным принципам, обречены на разрушение, потому что для всякого развития необходима свобода: мысли, выбора, действия. Там, где вместо свободы — одни ограни-чения, где в стремлении обеспечения всеобщего счастья угнетается независимость отдельных людей, — там не может возникнуть ни-чего нового, а остановка движения здесь означает смерть.

Есть еще одна тема, затронутая Замятиным в начале XX века, которая особенно созвучна нашим сегодняшним экологическим проблемам. Государство в романе «Мы» несет гибель гармонии жиз-ни, изолируя человека от природы. Образ Зеленой Стены, наглухо отделившей «машинный, совершенный мир — от неразумного мира деревьев, птиц, животных», — один из самых угнетающих и зловещих в произведении.

Таким образом, писатель пророчески сумел предупредить нас о проблемах и опасностях, которые грозят человечеству с его ошиб-ками и заблуждениями. Сегодня мир людей уже достаточно опы-тен, чтобы суметь самостоятельно оценить последствия своих дей-ствий, но мы видим, что в реальности человек зачастую не хочет задумываться о будущем, извлекая максимальную выгоду из насто-ящего. И мне иногда становится страшно от нашей беспечности и недальновидности, ведущей к катастрофе.

Муниципальное общеобразовательное бюджетное учреждение

средняя образовательная школа села Амзя городского округа Нефтекамск

Урок литературы в 11 классе

По теме

«Развитие жанра антиутопии в романе

Е. И.Замятина «Мы». Судьба личности

В тоталитарном государстве»

Подготовила учитель

Русского языка и литературы

Файзуллина Гульназ Мухаметзяновна

2011- 2012 учебный год

Цели

  1. Определение жанра утопии и антиутопии
  2. Показать мастерство Е. И. Замятина, гуманистическую направленность произведения, утверждение человеческих ценностей.
  3. Развитие аналитических способностей учащихся.

Оборудование: слайды, распечатанные тексты-отрывки из романа.

Эпиграфы к уроку:

(Слайд 1)

Ход урока

  1. Знакомство с целью урока.

Вы дома прочитали роман Е. И. Замятина «Мы». На прошлом уроке мы ознакомились с историей создания, публикации произведения. Сегодня мы проанализируем его.. Постараемся ответить на вопросы, которые, наверно, возникли.

  1. Проверка домашнего задания. 2 группы учеников подготовили сообщения по темам «утопия» и «антиутопия» (Слайд 2)

С древнейших времен люди мечтали, что когда-нибудь придет время, когда между человеком и миром наступит полная гармония и все будут счастливы. Эта мечта в литературе отразилась в жанре утопии (основоположник жанра – Т.Мор). Авторы утопических произведений рисовали жизнь с идеальным государственным устройством, социальной справедливостью (всеобщим равенством). Построить общество всеобщего счастья представлялось делом несложным. Философы утверждали, что достаточно разумно структурировать несовершенный порядок, все расставить по своим местам - и вот вам земной рай, который совершеннее небесного.

Антиутопия - жанр, который еще называют негативной утопией. Это изображение такого возможного будущего, которое страшит писателя, заставляет его тревожиться за судьбу человечества, за душу отдельного человека. Назначение утопии состоит прежде всего в том, чтобы указать миру путь к совершенству, задача антиутопии – предупредить мир об опасностях, которые ждут его на этом пути. Антиутопия обнажает несовместимость утопических проектов с интересами отдельной личности, доводит до абсурда противоречия, заложенные в утопии, отчетливо демонстрируя, как равенство оборачивается уравниловкой, разумное государственное устройство – насильственной регламентацией человеческого поведения, технический прогресс – превращением человека в механизм.

Как вы думаете, к какому жанру относится роман Е. Замятина: к утопии или антиутопии?

Выслушиваются все ответы.

  1. Анализ романа. Судьба личности в тоталитарном государстве.

1 . Анализ заглавия романа.

Роман называется «Мы». Как вы думаете, почему он так назван? Какой смысл вкладывал автор в это заглавие?

Ученики дают ответы. Примерные ответы: «мы» - это государство, это масса; индивидуальное теряет смысл, все одинаковые, в одинаковых одеждах, одинаково мыслят, всё подчинено строгому графику, который нельзя нарушать.

В названии романа отражена главная проблема, волнующая Замятина: что будет с человеком и человечеством, если его насильно загонять в «счастливое будущее». «Мы» можно понимать как «я» и «другие». А можно как безликое, сплошное, однородное нечто: масса, толпа, стадо. Замятин показал трагедию преодоления человеческого в человеке, потери имени как потери собственного «я».

2. Анализ композиции, сюжета. Как построен роман? Какова его композиция?

Это дневниковые записи. Рассказ в рассказе .

Почему именно такой способ повествования выбрал автор? Для чего он служит?

Для передачи внутреннего мира героя.

Давайте рассмотрим структуру Единого Государства. Какие институты оно включает. Как контролирует жизнь граждан. Контролю подлежит всё. Вплоть до таких интимных сфер жизни, как близость мужчины и женщины и рождение детей.

Сейчас я попрошу вас составить таблицы. Первая группа напишет понятия, из которых состоит «мы», вторая – «я»

Примерные таблицы

Мы

Власть Единого Государства

Бюро Хранителей

Часовая Скрижаль

Зелёная Стена

Государственная газета

Институт Государственных Поэтов и Писателей

Единая Государственная Наука

Стабильность

Разум

Математически безошибочное счастье

Музыкальный завод

Идеальная несвобода

Детоводство

Нефтяная пища

Равенство

Состояние свободы

Любовь

Эмоции

Фантазии

Творчество

Искусство

Красота

Религия

Душа, духовность

Семья, родители, дети

Привязанности

Неорганизованная музыка

«Хлеб»

Оригинальность

(Слайд 3)

Надо отметить, что в Едином Государстве живут нумера, у героев нет имён. Главный герой – Д-503

Противоборство между «мы» и «я» составляет сюжет романа. Очень трудно превратить личность в винтик государственной машины, отнять его уникальность, отнять у человека желание быть свободным, любить, даже если любовь приносит страдания. И такая борьба идёт внутри героя на протяжении всего романа. Форма дневниковых записей помогает заглянуть во внутренний мир. «Я» и «мы» уживаются в нём одновременно. В начале романа герой ощущает себя лишь частью «мы» «…именно так: мы, и пусть это «Мы» будет заглавием моих записей». Но Замятину удалось передать трудный психологический процесс, происходящий внутри Д-503.

  1. Психологизм в романе.

Группа ребят должна была написать психологическую характеристику героя, используя цитаты. Посмотрим, что у них получилось.

«Я, Д-503, строитель Интеграла,– я только один из математиков Единого Государства.

Я победил старого Бога и старую жизнь.

На меня эта женщина действовала так же неприятно, как случайно затесавшийся в уравнение неразложимый иррациональный член.

Мне пришла идея: ведь человек устроен так же дико… - человеческие головы непрозрачны, и только крошечные окна внутри: глаза.

Я почувствовал страх, почувствовал себя пойманным.

Я отстегнулся от земли и самостоятельной планетой, неистово вращаясь, понёсся вниз…

Я стал стеклянным. Я увидел – в себе, внутри.

Было два меня. Один я – прежний, Д-503, а другой… Раньше он только

высовывал свои лохматые лапы из скорлупы. А теперь вылезал весь… И этот

другой - вдруг выпрыгнул…

Так приятно чувствовать чей-то зоркий глаз, любовно охраняющий от малейшей ошибки.

Мы шли двое –одно. Весь мир – единая необъятная женщина, и мы – в самом её чреве, мы ещё не родились, мы радостно зреем…всё – для меня.

Созрело. И неизбежно, как железо и магнит, со сладкой покорностью точному непреложному закону – я влился в неё… я – вселенная. …Как я полон!

Ведь я теперь живу не в нашем разумном мире, а в древнем, бредовом.

Да, и туман…всё люблю, и всё – упругое, новое, удивительное.

Я знаю, что это у меня есть – что я болен. И знаю ещё – не хочется выздороветь.

Душа? Это странное, древнее, давно забытое слово… Почему ни у кого нет, а у меня…

Я хочу, чтобы она каждую минуту, всякую минуту, всегда была со мной – только со мной.

…праздник – только с нею, только тогда, если она будет рядом, плечом к плечу.

А я поднял на руки I. Крепко прижал её к себе и понёс. Сердце во мне билось – огромное, и с каждым ударом выхлёстывало такую буйную, горячую, такую радостную волну. И пусть там что-то разлетелось вдребезги – всё равно! Только бы так вот нести её, нести, нести…

…кто «они»? И кто я сам: «они» или «мы» - разве я – знаю.

Я – растворился, я бесконечно малое, я – точка…

Был страшный сон, и он кончился. А я, малодушный, я, неверующий, - я думал уже о своевольной смерти.

Мне было ясно: все спасены, но мне спасения нет, я не хочу спасения…

«В тебе, наверно, есть капля лесной крови… Может быть, я тебя оттого и…»

Никто не слышит, как я кричу: спасите же меня от этого – спасите! Если бы у

меня была мать – как у древних: моя – вот именно мать. И чтобы для неё – я не

Строитель «Интеграла», и не нумер Д-503, и не молекула Единого Государства, а простой человеческий кусок – кусок её же самой – истоптанный, раздавленный, выброшенный… И пусть я прибиваю или меня прибивают – может быть, это одинаково, - чтобы её старушечьи, заросшие морщинами губы - -

Мне кажется – я всегда её ненавидел, с самого начала. Я боролся… А впрочем – нет, нет, не верьте мне: я мог и не хотел спастись, я хотел погибнуть, это было мне дороже всего…то есть не погибнуть, а чтобы она…

…а там, где кончается ваша конечная Вселенная? Что там – дальше?

Неужели я когда-нибудь чувствовал – или воображал, что чувствую это? Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты. Потому что я здоров, я совершенно, абсолютно здоров. Я улыбаюсь – я не могу не улыбаться: из головы вытащили какую-то занозу, в голове легко, пусто.

На другой день я, Д-503, явился к Благодетелю и рассказал ему всё, что мне было известно о врагах счастья. Почему раньше это могло мне казаться трудным? Непонятно. Единственное объяснение: прежняя моя болезнь (душа).

… за одним столом с Ним, с Благодетелем, - я сидел в знаменитой Газовой комнате. Привели ту женщину. В моём присутствии она должна была дать показания. Эта женщина упорно молчала и улыбалась. Я заметил, что у ней острые и очень белые зубы и что это красиво.

Она смотрела на меня,… смотрела, пока глаза совсем не закрылись.

И я надеюсь - мы победим. Больше: я уверен – мы победим. Потому что разум должен победить.»

Какое чувство оказывается сильнее «мы»? Любовь. Именно любовь помогает герою найти себя. К каким ещё духовным ценностям приближается герой? К религии, он хочет, чтобы у него была мать.

«Мы» побеждает. Но мы не испытываем чувство облегчения, радости. А какие чувства возникли у вас при прочтении романа. Представьте себя жителями Единого Государства.

Что вас прежде всего не устраивало бы в таком мире?

Ответы могут быть разными.

Итак, Единому Государству, его абсурдной логике в романе противостоит пробуждающаяся душа, то есть способность чувствовать, любить, страдать. Душа, которая делает человека человеком, личностью. Единое Государство не смогло убить в человеке его духовное, эмоциональное начало. Почему же этого не произошло?

В отличие от героев романа Хаксли «О дивный новый мир», запрограммированных на генетическом уровне, замятинские нумера все-таки живые люди, рожденные отцом и матерью и только воспитанные государством. Имея дело с живыми людьми Единое Государство не может опираться только на рабскую покорность. Залог стабильности граждан «воспламеняться» верой и любовью к государству. Счастье нумеров уродливо, но ощущение счастья должно быть истинным.

Не убитая до конца личность пытается вырваться из установленных рамок и, может быть, найдет себе место в просторах Вселенной. Но сосед главного героя стремится доказать, что Вселенная конечна. Единая Государственная Наука хочет и Вселенную огородить Зеленой Стеной. Вот тут-то и задает герой свой главный вопрос: «Слушайте, -дергал я соседа. – Да слушайте же, говорю вам! Вы должны, вы должны мне ответить, а там, где кончается ваша конечная Вселенная? Что там дальше?»

На протяжении всего романа герой мечется между человеческим чувством и долгом перед Единым Государством, между внутренней свободой и счастьем несвободы. Любовь пробудила его душу, его фантазию. Фанатик Единого Государства, он освободился от его оков, заглянул за грань дозволенного: «А что дальше?»

Рассмотрю, чем заканчивается в романе попытка противостоять насилию.

Бунт не удался, I-330 попадает в газовый Колокол, главный герой подвергается Великой Операции и хладнокровно наблюдает за гибелью бывшей возлюбленной. Финал романа трагичен, но означает ли это, что писатель не оставляет нам надежду? Замечу: I-330 не сдается до самого конца, Д-503 прооперирован насильно, О-90 уходит за Зеленую Стену, чтобы родить собственного ребенка, а не государственный нумер.

  1. Подведение итогов.

Роман «Мы» – новаторское и высокохудожественное произведение. Создав гротескную модель Единого Государства, где идея общей жизни воплотилась в «идеальную несвободу», а идея равенства – всеобщей уравниловкой, где право быть сытым потребовало отказа от свободы личности, Замятин обличил тех, кто, игнорируя реальную сложность мира, пытался искусственным образом «Осчастливить людей».

Роман «Мы» – это пророческий, философский роман. Он полон тревоги за будущее. В нем остро звучит проблема счастья и свободы.

Как сказал Дж. Оруэлл: «…этот роман – сигнал об опасности, угрожающей человеку, человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства – все равно какого».

Это произведение будет актуальным всегда – как предупреждение о том, как разрушает тоталитаризм естественную гармонию мира и личности. Такие произведения, как «Мы», выдавливают из человека рабство, делают его личностью, предупреждают о том, что нельзя преклоняться перед «мы», какими бы высокими словами это «мы» не окружали. Никто не имеет право решать за нас, в чем наше счастье, не имеет права лишать нас политической, духовной и творческой свободы. И поэтому нам, сегодняшним, решать, что в нашей жизни будет главное- «я» или «мы».

  1. Домашнее задание.

Ответить на вопросы:

О чём предупреждает Замятин своим произведением?

Антиутопия Антиуто́пия (англ. dystopia) - направление в художественной литературе и кино, в узком смысле описание тоталитарного государства, в широком смысле - любого общества, в котором возобладали негативные тенденции развития.

Смысл названия романа «Мы» в романе означает Единое Государство, которое является утопией. Это государство, где существует только «стадное» чувство и неоформленность личностных качеств, человек не существует как личность и бессознательно сосуществует с другими подобными ему. Местоимение «Мы» после публикации романа стало иметь негативный смысл…

Конфликт между «мы» и «я» МЫ Я Власть Единого Государства Состояние свободы Бюро Хранителей Любовь Часовая Скрижаль Эмоции Зелёная Стена Фантазии Государственная газета Творчество Институт Государственных Поэтов и Писателей Искусство Математически безошибочное счастье Семья, родители, дети Единая Государственная Наука Красота Стабильность Религия Разум Душа, духовность Музыкальный завод Неорганизованная музыка Идеальная несвобода Привязанности Равенство Оригинальность Детоводство Сексуальные отношения)))

Женские и мужские образы в романе В целом герои-мужчины в романе "Мы" более рационалистичны, прямолинейны, обладают менее стойким характером, им свойственна рефлексия, колебания. Именно I-330 и О-90 - сильные характеры, - не колеблясь, противостоят Единому Государству в отличие от рефлексирующих мужских нумеров, при том, что обе героини - совершенно разные по психологии, внешности, жизненным целям.

Религия в романе “ Тем двум в раю – был представлен выбор: или счастье без свободы – или свобода без счастья; третьего не дано, Они, олухи, выбрали свободу – и что же: понятно – потом века тосковали об оковах. и только мы снова догадались, как вернуть счастье …. Благодетель, машина, куб, газовый колокол, Хранители – все это добро, все это величественно, прекрасно, благородно, возвышенно, кристально чисто. Потому что это охраняет нашу несвободу – то есть наше счастье. Чудовищную логику Единого государства демонстрирует сам Благодетель, рисуя перед воображением трепещущего Д-503 картину распятия, он делает главным героем этой “величественной трагедии” не казненного Мессию, а его палача, исправляющего ошибки преступной индивидуальности, распинающего человека во имя всеобщего счастья.

Заключение Все таки «Мы» победило. D-503 согласился на «операцию». Он спокойно смотрел как I-330 погибает в газовом колоколе, его возлюбленная …


сказа. Замятин использует художественные средства народ­ ного сценического искусства - традиции балагана, скомо­ рохов, ярмарочных представлений. При этом опыт русской народной комедии был по-своему соединен с опытом италь­

Замятин был убежден, что основой современных изобра­ зительных средств должен служить сплав реальности, «быта» с «фантастикой», условностью. Его привлекал ха­ рактерный, гротескный образный рисунок, субъективно окрашенный язык. Ко всему этому он тяготел в своей прозе как художник, то же отстаивал, пропагандировал как кри­ тик. Но больше и раньше всего он отстаивал независимость творчества. Он писал в 1924 г.: «Правды - вот чего в пер­ вую голову не хватает сегодняшней литературе. Писатель...

слишком привык говорить с оглядкой и с опаской. Оттого очень мало литература выполняет сейчас заданную ей исто­ рией задачу: увидеть нашу удивительную, неповторимую эпоху со всем, что в ней есть отвратительного и прекрас­ ного».

Независимая и неуступчивая позиция Замятина делала его положение в советской литературе все более трудным. С 1930 г. его практически перестали печатать. Была снята с репертуара пьеса «Блоха», а трагедия «Атилла» так и не получила разрешения к постановке. В этих условиях Замя­ тин в 1931 г. обратился с письмом к Сталину и просил раз­ решить ему выезд за границу. Просьбу Замятина поддержал Горький, и в ноябре 1931 г. Замятин уезжает за рубеж. С февраля 1932 г. он жил в Париже.

За рубежом. В среде русской эмиграции Замятин дер­ жался особняком, поддерживая отношения лишь с узким кругом близких еще по России друзей - писателем А. Ре­ мизовым, художником Ю. Анненковым и некоторыми дру­ гими. Н. Берберова в книге воспоминаний «Курсив мой» писала о Замятине: «Он ни с кем не знался, не считал себя эмигрантом и жил в надежде при первой возможности вер­ нуться домой. Не думаю, чтобы он верил, что доживет до та­ кой возможности, но для него слишком страшно было окон­ чательно от этой надежды отказаться...» До конца жизни Замятин не только сохранял советское гражданство и совет­ ский паспорт, но и продолжал оплачивать свою квартиру в Ленинграде на ул. Жуковского.

В Париже он работал над киносценариями - экрани­ зировал для французского кино «На дне» Горького и «Ан­ ну Каренину». Но главным творческим замыслом в по­ следние годы жизни стал для Замятина роман «Бич Бо­ жий» - о предводителе гуннов, владыке Великой Скифии Атилле.

Начало этой теме положила еще пьеса 1928 г. Замятин считал, что в истории человечества можно найти как бы пе­ рекликающиеся, отражающиеся одна в другой эпохи. Та­ ким подобием эпохе Октябрьской революции ему представ­ лялись времена великого переселения народов - эпоха опу­ стошительных походов племен с Востока, столкновения римской, уже стареющей цивилизации с волной свежих варварских народов. В пьесе и особенно в романе Замятин хотел так озвучить эту перекличку времен, чтобы она имела значение и интерес для современного ему читателя. Роман остался незавершенным. Написанные главы были изданы в Париже тиражом 200 экземпляров уже после кончины пи­ сателя.

В упомянутом выше письме Сталину Замятин писал:

« ...Я прошу разрешить мне вместе с женой временно... вы­ ехать за границу - с тем, чтобы я мог вернуться назад, как только у нас станет возможным служить в литературе боль­ шим идеям без прислуживания маленьким людям, как только унас хоть отчасти изменится взгляд на роль худож­ ника слова». До этих времен Замятин не дожил - он скон­ чался в Париже в 1937 г. от грудной жабы (так тогда назы­ вали стенокардию). Тем не менее они наступают, и Замятин получил наконец возможность вернуться на родину - вер­ нуться своими произведениями.

КРУГ ПОНЯТИИ И ПРОБЛЕМ

Антиутопия Поток сознания

1. Как встретил революцию 1917 г. Е. Замятин? В каких произве­ дениях он дал оценку событиям Октября?

2. Каков сюжет романа «Мы»? В чем смысл изображенной в рома­ не истории любви?

3. Какие реальные явления и процессы настоящего дали Замятину основания для изображения фантастических картин будущего?

4. Что такое антиутопия? Определите место романа Замятина

в ряду произведений этого жанра.

5. В чем значение предостережений Замятина для нашего времени?

6. Какую роль в повествовании играет у Замятина внутренний м о -

* нолог?

7. Что вынудило писателя уехать из Советского Союза и как он проявил себя за рубежом?

Темы сочинений

1. Образ повествователя (Д-503) в романе «Мы», его роль в тек­

2. История главной героини (И-330) романа «Мы», смысл ее стрем­ лений и ее судьбы.

3. Изображение любви в романе «Мы». В чем для Замятина значе­ ние этого человеческого чувства?

Тема реферата

А н н е н к о в Ю. Евгений Замятин//Лит. учеба.- 1989.-

№ 5.

В основе статьи - воспоминания художника-графика Юрия Анненкова, близко знавшего Замятина и оставившего нам извест­ ный портрет писателя.

Возвращение Евгения Замятина. «Круглый» стол «Лит. газе­ ты». Ведут С. Селиванова и К. Степанян // Лит. газета.- 1989.-

В материалах «круглого» стола представлен достаточно широ­

кий спектр суждений современных литературоведов и критиков

р творчестве Замятина.

З а м я т и н Е. И. Мы: Роман, повести / Вступ. ст. И. О. Шайтанова.- М., 1990.

Интересен состав книги. Произведения расположены в такой

Замятин Е. И. Избранные произведения /Предисл. В. Б. Шклов­ ского; Вступ. ст. В. А. Келдыша.- М., 1989.

Книга представляет собой самое полное на сегодняшний день собрание прозы Замятина. В ней последовательно и полно просле-

живается творческий путь писателя, характеризуется его пред­ октябрьская проза, раскрывается ее художественное своеобра­ зие, содержательно и подробно анализируется роман «Мы». Впер­ вые освещаются обстоятельства, побудившие Замятина уехать из страны за рубеж, а также суждения художников Русского зару­ бежья о нем.

БОРИС ПИЛЬНЯК (1894-1938)

Начало пути. Среди писательских имен, на десятилетия преданных забвению, имя Бориса Андреевича Вогау (лите­ ратурный псевдоним - Борис Пильняк) оказалось забы­ тым особенно прочно. Его почти не затронул процесс реа­ билитации вплоть до самого послед­ него времени. А когда-то этому имени сопутствовала необычайно громкая слава. Сначала, после публикации в 1922 г. романа «Голый год», в Пиль­ няке увидели самое яркое дарование

новой литературы.

О предлитературной биографии пи­ сателя многое известно из многочис­ ленных интервью, статей, бесед писа­ теля о себе, письменных автобиогра­ фий разных лет.

в Можайске Московской губернии; отец был земцем, чест­ ным человеком с характером, который не жил в одной бер­ логе с „председателями"».

«Отец работал ветеринаром и после кочевой жизни скоро осел в Коломне, сделавшейся для Пильняка настоящей ро­ диной. Многие его произведения десятых и двадцатых годов подписаны коломенским адресом. Быть земцем - это до ре­ волюции значило многое, подразумевало право на независи­ мость от власти, служение не ей, а обществу. Один из пер­ вых рассказов Пильняка (только что сменившего по случаю начавшейся войны свою немецкую фамилию на название любимого им местечка на Украине - Пильнянка) „Земское дело" написан как раз об этом отстаиваемом земским интел­ лигентом праве - быть свободным и честным. К этому сю-

жету Пильняк будет несколько раз возвращаться и в совет­ ское время, в том числе и в рассказе „Заштат", считающем­ ся его последним законченным произведением, которое увидит свет лишь много лет спустя после трагической гибе­ ли писателя» (Знамя.- 1987.- № 5).

Это было вообще характерно для Пильняка - возвра­ щаться к своим вещам, повторять сюжеты или соединять их так, что из нескольких рассказов возникало новое целое. Монтаж - излюбленный прием 20-х гг., и Пильняк был одним из новаторов монтажной прозы, широко захватываю­ щей разнообразный материал, соединяющей подлинный до­ кумент и вымысел. Из рассказов революционных лет по за­ кону монтажа сложился его первый роман.

Роман «Голый год» как страница биографии писателя.

Зимой 1920 -1921 гг. Пильняк создал роман «Голый год». По своему обыкновению под текстом он поставил дату - 25 дек. ст. ст. 1920 г. Время военного коммунизма, на кото­ рое каждый откликается по-своему: один - предупрежде­ нием о возможной трагедии, уже начавшейся, другой - принимая случившееся со всеми его мыслимыми и немыс­ лимыми последствиями. Выбирают как будто бы противопо­ ложный путь, но эти пути сойдутся позже - в формуле приговора, вынесенного и еретику, и певцу революции. Любое мнение оказывается крамольным там, где мнения иметь не положено, где властвует единая воля, один цензур­ ный закон.

Вот почему и в период своего искреннего энтузиазма Пильняк с опаской воспринимался советской критикой. Вместо того чтобы воспеть партийный разум большевиков, Пильняк воспевал стихию природной силы, как нигде ско­ пившейся в русской истории, освобожденной революцией, вырвавшейся жестоким и очистительным разливом. Так он в первый момент понимал случившееся. И так его предста­ вил - фрагментарно, разорванно, как будто следуя творче­ скому совету Андрея Белого, на него сильно влиявшего: «Революцию взять сюжетом почти невозможно в эпоху те­ чения ее...» И тогда же - в 1917 г.- Белый декларировал: «Революция - проявление творческих сил; в оформлениях жизни тем силам нет места, содержание жизни текуче; оно утекло из-под форм, формы ссохлись давно; в них бесфор­ менность бьет из подполья...» В «Голом годе» сюжет не вос­ производит повествовательно ровное течение событий. Он расчленен и своевольно сверстан. Озвучен он также разного-

лосо. Именно озвучен, ибо у Пильняка в звуке все и начи­ нается - и мысль, и концепция. Если он полагал, что ре­ волюция взвихрила старую Русь, сметя наносное, поверх­ ностно-европейское, и обнажила допетровские глубины народного бытия, если он так считает, то мы не должны удивляться, в голошении метели различая то крик лешего, то наиновейшие словечки, рождаемые новой действительно­ стью:

Гвииуу, гаауу, гвииииууу, гвииииуууу, гааауу.

Гла-вбумм!

Гла-вбумм!

Гу-вуз! Гуу-вууз!

- Шооя, гвииуу, гаааууу...

Гла-вбуммм!

Метельная заумь, сопровождающая лейтмотивом роман Пильняка, требует исторического комментария. Вот хотя бы Главбум, напоминающий о том, что постановлением Сов­ наркома от 27 мая 1919 г. была введена издательская моно­ полия и ввиду недостатка бумаги все ее наличные запасы сосредоточены в руках главного управления - Главбума. Тот самый 1919-й, голодный год, голый год - о нем пишет­ ся роман, из-за издательских трудностей, из-за монополии Главбума лишь спустя два года после своего написания уви­ девший свет.

Новый язык - из метели. Метель - символ революции, не Пильняком найденный. Первые метели закружились еще у символистов - у Андрея Белого, у Блока.

Однако само слово «символ» настраивает в отношении к прозе Пильняка на неточное впечатление. Для символи­ стов метель - знак того, что почти неуловимо, что можно предугадать и прозреть. Предметное и историческое отсту­ пает перед мистикой высшего смысла. Пильняк, напротив, предметен до натуралистичности. Закон, который он пыта­ ется понять и вывести,- закон природной, а не сверхпри­ родной жизни. Природа же родственна истории. Это по сути две равновеликие стихии, одна из которых - история - воплощает вечную изменчивость, другая - природа - не­ изменную повторяемость. Величина переменная устанавли­ вается в отношении к постоянной: историческое у Пильня­ ка всегда дается через природное - в их метафорическом равноправии, равновесии. Не символ, а метафора - прием его изобразительности и его мышления.

«Машины и волки»: способ ориентации Б. Пильняка в стихии природы и истории. Пильняк как писатель начи­ нался с убеждения, что стихия всегда права, а индивидуаль­ ное бытие ценно лишь как часть и проявление природного целого. Именно так - «Целая жизнь» он назвал лучший из своих ранних рассказов, опубликованный еще в 1915 г. Рассказ о птицах. О двух больших птицах, живущих над оврагом. Какие птицы? Неизвестно и неважно. У них нет имени, ибо в рассказе нет человека. В его завязке - рожде­ ние, в развязке - смерть. Такова событийность природной жизни.

Природа, не обремененная нашим опытом, не названная нами данными именами, способная предложить нам, счита­ ет Пильняк, единственный урок - жизни.

Русская историческая мысль всегда была склонна выра­ жать себя метафорически: и потому, что привыкла к осто­ рожности, потаенности, и потому, что всегда проводилась через литературу, в ней нередко и рождалась, неотделимая от поэтического слова. Способ один и тот же, но мысль ме­ няется вместе с историей. Пытаясь поспеть за быстрыми

в 20-е гг. переменами, Пильняк пробует разные метафоры, доказывая природность, то есть естественность, правиль­ ность всего происшедшего и происходящего. Сначала была метель, потом появляется волк. «Машины и волки» - пер­ вый роман о нэпе, как с гордостью будет говорить Пильняк, давая понять, что он первым откликнулся на революцию и первым же понял меняющийся ход ее событий. Волк - символ страшного и таинственного, родственного человеку

в природе. Человеку в романе не раз дано почувствовать себя волком. Волк и воля родственны по звуку, а значит, со­ гласно поэтической логике, принимаемой Пильняком, род­ ственны по смыслу. Над Пильняком посмеивались, корили его: единственный герой Октября у него - волк.

Однако волк - это дикая воля. Бесстрашный волк стра­ шен. В образе метели стихия выступала не ведающей зла, в образе волка - слишком часто несущей зло. Пильняк пы­ тается сочетать волю с разумом, природу с историей. В на­ звании романа «Машины и волки» союз играет не раздели­ тельную, а соединительную роль. Из природного и машин­ ного монтируется новая действительность.

Исторические метафоры Пильняка: «Повесть непога­ шенной луны». В 1925 г. Б. Пильняк создал небольшую по­ весть «Повесть непогашенной луны».

Вещь была написана быстро, ибо начата не ранее 31 ок­ тября - дня смерти Фрунзе. Краткое авторское предисло­ вие как будто бы отрицает связь с этим событием: «Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написа­ нию его и материалом послужила смерть М. В. Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, ви­ дев его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю, и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рассказа никак не является репортаж о смерти наркомвоена. Все это я нахожу необходимым сообщить читате­ лю, чтобы читатель не искал в нем подлинных фактов и жи­ вых лиц».

По всей видимости, все верно: произведение художест­ венное - не репортаж и прямых аналогий не допускает. Но на деле: проницательного читателя предисловие не собьет, а недогадливому подскажет... А если подскажет, что коман­ дарм Гаврилов - покойный Фрунзе, то кто же тогда тот, с маленькой буквы именуемый негорбящимся человеком, кто имеет право приказать военкому, вопреки его желанию, лечь на операционный стол и устроить так, чтобы с этого стола он уже не поднялся? Тот, в чей тихий кабинет идут сводки из Наркоминдела, Полит- и Экономотделов ОГПУ, Наркомфина, Наркомвнешторга, Наркомтруда, чья буду­ щая речь касается СССР, Америки, Англии, всего земного шара,- кто он? Узнавая, не решались себе признаться. Те­ перь считают, что это было первое слово о Сталине, произ­ несенное вслух.

Но Пильняк не обещал репортажа, и репортаж он не пи­ шет. Уже закрепивший за собой стиль документального по­ вествования, монтажного сближения самих за себя говоря­ щих фактов, здесь он как будто дополняет свою манеру сти­ лем, именно в эти годы приобретшим популярность в русской прозе,- гофманиана, по имени великого немец­ кого романтика.

В безымянный город прибывает экстренный поезд с юга, в конце которого поблескивает салон-вагон командарма «с часовыми на подножках, с опущенными портьерами за зеркальными стеклами окон». Уже не ночь, но еще не утро. Уже не осень, но еще не зима. Нереальный свет. Призрач­ ный город. И кажется, что реально в нем только предчувст­ вие командарма, тем более реально, что отдает так хорошо знакомым ему запахом - крови. Отовсюду этот запах - даже со страниц Толстого, его читает Гаврилов, о нем гово­ рит единственному встречающему его другу - Попову:

«Толстого читаю, старика, „Детство и отрочество",- хоро­ шо писал старик,- бытие чувствовал, кровь... Крови я мно­ го видел, а... а операции боюсь, как мальчишка, не хочу, зарежут... Хорошо старик про кровь человеческую пони­ мал».

И потом еще раз повторит: «Хорошо старик кровь чув­ ствовал!» Это были последние слова, которые слышал от Гаврилова Попов.

С толстовским лейтмотивом пишется повесть и нередко

с толстовским приемом остранения. В чужой город приез­ жает Гаврилов, во вражеский стан. Все здесь чужое, и даже если не его взглядом увиденное, в самой объективности ав­ торского описания предстает фантасмагорией, попирающей законы природы и разума:

Вечером тогда в кино, театры, в варьете, на открытые сцены, в кабаки и пивные пошли десятки тысяч людей. Там, в местах зрелищ, показывали все, что угодно, спутав время, пространство и страны; греков такими, какими они никогда не были, ассиров такими, какими они никогда не были, никогда не бывалых евреев, американцев, англичан, немцев, угнетенных, никогда не бывалых китайских, рус­ ских рабочих, Аракчеева, Пугачева, Николая Первого, Стеньку Разина; кроме того, показывали умение хорошо или плохо говорить, хорошие или плохие ноги, руки, спины и груди, умение хорошо или плохо танцевать и петь; кроме того, показывали все виды любви и разные любовные слу­ чаи, такие, которых почти не случается в обыденной жиз­ ни. Люди, принарядившись, сидели рядами, смотрели, слу­ шали, хлопали в ладоши...

Условность городской жизни, условность театрального искусства, увиденного глазами человека, не желающего вникать в смысл этой условности и тем ее от себя отторгаю­ щего,- это уже бывало у Толстого. Пильняковское описа­ ние звучит вариацией на тему описания вагнеровского спек­ такля в знаменитом толстовском трактате «Что такое искусство? »:

На сцене, среди декорации, долженствующей обозначать кузнечное устройство, сидел, наряженный в трико и в пла­ ще из шкур, в парике, с накладной бородой, актер, с белы­ ми, слабыми, нерабочими руками (по развязным движени­ ям, главное - по животу и отсутствию мускулов видно актера), и бил молотом, каких никогда не бывает, по мечу,

которых совсем не может быть, и бил так, как никогда не бьют молотами, при этом, странно раскрывая рот, пел что-то, чего нельзя было понять.

Толстовский прием, но в лунном свете пейзаж утрачи­ вает свой литературно-цитатный облик и переходит во вла­ дение Пильняка, то ли напоминающего нам восходом лу­ ны о ненужной городу и забытой человеком природе, то ли не случайно придающего этой природе оттенок ночной, по­ тусторонний, издавна в лунном свете ассоциирующийся со смертью. Лунный свет - мертвый свет... Кровавая луна...

Такого видения освещения действительности Пильняку никогда не простят.

Борис Пильняк в 30-е гг.: романы «Красное дерево» и «Волга впадает в Каспийское море». «Красное дере­ во» - повесть, в которой, как всегда у Пильняка, выясня­ ются отношения сегодняшнего дня с прошлым, сравнитель­ но недавним прошлым. Из быта, из красного дерева, с ним сросшиеся, выступают фигуры Якова Скудрина, масте­ ров-краснодеревщиков братьев Бездетовых. По-пильняков- ски грубовато, рублено написаны эти фигуры. И убедитель­ но: не прошлое, не связь с ним и его пережитками убивает в них человеческое, а то, что само это прошлое, жалкие его остатки вырывают они из рук потерянных в новой действи­ тельности людей. Они готовы взять все: павловские кресла,

Они чувствовали себя в повести не только покупателями, но людьми, уже купившими силу и власть. За ними оказы­ вается настоящее. Ими отодвинуты в небытие полубезум­ ные «охломоны»: Огнев, Пожаров, Ожогов... Не фамилии, а псевдонимы с отблеском на них мирового пожара. «Истин­ ные коммунисты» до тысяча девятьсот двадцать первого...

Им нет хода в будущее. Ожогов, младший брат Якова Скуд­ рина, первый председатель местного исполкома, спрашива­ ет приехавшего из столицы племянника Акима, не выгнали ли того из партии, и, узнав, что нет, обещает: «...ну, не сей­ час, так потом выгонят, всех ленинцев и троцкистов выго­ нят».

Повесть «Красное дерево» завершена 15 января 1929 г. Троцкий высылается за пределы СССР в феврале. Предре­ шено это событие было много раньше: «К поезду, как и к поезду времени, троцкист Аким опоздал».

Загрузка...
Top