Личное дело
Алексей Николаевич Романов (1904—1918) родился в Петергофе,был пятым и самым долгожданным ребенком в семье императора Николая II. До этого у императрицы Александры Фёдоровны одна за другой родились четыре дочери. Почти отчаявшись дождаться сына, царская чета побывала на прославлении Серафима Саровского в июле 1903 года в Сарове, где император и императрица молились о даровании им наследника.
Однако радость родителей после рождения сына очень скоро омрачилась ужасом - по линии матери Алексей унаследовал гемофилию - редкое наследственное заболевание, связанное с нарушением процесса свёртывания крови.
Заболевание гемофилией стало очевидным у цесаревича уже в сентябре 1904 года, когда у младенца, не достигшего ещё двухмесячного возраста, началось тяжёлое кровотечение из пупка.
Болезнь у наследника проявлялась в том, что каждый ушиб, в результате которого происходил разрыв даже самого крошечного внутреннего кровеносного сосуда (что у обычного человека закончилось бы простым синяком), вызывал внутреннее, не останавливающееся кровотечение. Медленно, но безостановочно, кровь проникала в окружающие мышцы и другие ткани, образовывалась гематома величиной с большое яблоко, кожа утрачивала эластичность и не могла больше растягиваться, давление замедляло кровообращение, в результате чего начиналось образование тромба. После этого гематома постепенно рассасывалась и тёмно-багровый синяк превращался в пятнистый желтовато-зелёный. Незначительные внешние порезы или царапины на любом месте поверхности тела не представляли опасности — они сразу же затягивались, а потом на них накладывали тугую повязку, которая сдавливала кровеносный сосуд и давала возможность повреждению постепенно заживать. Исключением были кровотечения изо рта или носа, так как в таких местах невозможно было наложить повязку на источник кровотечения. Однажды царевич чуть не умер от носового кровотечения, хотя не испытывал при этом никакой боли.
Болезнь вызывала постоянные кровоизлияния в суставах, которые причиняли Алексею нестерпимую боль и превращали в инвалида. Кровь, скапливаясь в пространстве сустава локтя, колена или лодыжки, давила на нерв, следствием чего становились сильные боли. Кроме того, попавшая в сустав кровь разрушала сухожилия и ткани, в результате чего конечности застывали в согнутом положении. Иногда причина кровоизлияния была известна, иногда нет. Бывало, цесаревич просто объявлял: «Мама, я сегодня не могу ходить», или: «Мама, я сегодня не могу согнуть локоть». Лучшим средством, выводящим из такого состояния, были постоянные упражнения и массаж, однако при этом всегда была опасность, что снова начнётся кровотечение. Морфий для снятия болевых симптомов наследнику не давали из-за его разрушительных свойств, поэтому он переставал чувствовать боль, только когда терял сознание. Каждый случай болезни означал недели постельного режима, а лечение включало горячие грязевые ванны и применение целого перечня тяжёлых железных ортопедических приспособлений, которые были сконструированы для выпрямления конечностей.
Осенью 1912 года во время традиционного пребывания царской семьи в охотничьем угодье Спала в Восточной Польше цесаревич неудачно прыгнул в лодку и сильно ушиб внутреннюю сторону бедра в области паха: возникшая гематома долго не рассасывалась, состояние здоровья ребёнка было очень тяжёлым, была реальная угроза смерти. В эти дни впервые и единственный раз о тяжёлом состоянии наследника был издан правительственный бюллетень. В нём, однако, болезнь цесаревича не была названа.
«Несчастный маленький страдал ужасно, — писал Николай своей матери, — боли схватывали его спазмами и повторялись почти каждые четверть часа. От высокой температуры он бредил и днем и ночью, садился в постели, а от движения тотчас же начиналась боль. Спать он почти не мог, плакать тоже, только стонал и говорил: „Господи, помилуй“».
Из-за кровоизлияний в суставы наследник часто не мог ходить, и во всех необходимых случаях его носил на руках специально выделенный «дядька» — приставленный к нему с двух лет кондукто́р Гвардейского экипажа А. Е. Деревенько. Любовь его к дядьке Деревенько была нежной, горячей и трогательной. Одним из самых больших его удовольствий было играть с детьми дядьки и быть среди простых солдат.
Несмотря на болезнь, по воспоминаниям современников, Алексей был красивым мальчиком, с чистым, открытым лицом, хотя и слишком худым.
Характер у цесаревича был покладистый, он очень любил родителей и сестер, которые, в свою очередь, души в нем не чаяли, особенно Великая Княжна Мария. Алексей был способным в учёбе, делал успехи в изучении языков.
Во время Первой мировой войны Алексей, бывший по должности наследника престола шефом нескольких полков и атаманом всех казачьих войск, посещал вместе с отцом действующую армию, награждал отличившихся бойцов и т. п. Был награждён серебряной Георгиевской медалью 4-й степени за мужество, проявленное при посещении военного госпиталя в обстреливаемой зоне.
В марте 1917 года Николай II подписал за себя и за сына отречение от престола в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича.
В августе 1917-го года Алексей вместе с родными был отправлен из Царского Села в ссылку в Тобольск, а позже — в Екатеринбург. Последнее обострение гемофилии наступило в Тобольске в начале 1918 года. Т. Мельник так описала начало болезни: «вдруг слёг Алексей Николаевич. Это было для всех большое несчастье, так как он опять очень страдал, у него появилось то же внутреннее кровоизлияние от ушиба, уже так измучившее его в Спале. Страшно живой и весёлый, он постоянно прыгал, скакал и устраивал очень бурные игры. Одна из них — катанье вниз по ступенькам лестницы в деревянной лодке на полозьях, другая — какие-то импровизированные качели из бревна. Не знаю, во время которой из них, но Алексей Николаевич ушибся и опять слёг». Нормально передвигаться цесаревич так и не начал до самой смерти.
«Алексей принял первую ванну после Тобольска; колено его поправляется, но совершенно разогнуть его он не может. Погода теплая и приятная. Вестей извне никаких не имеем», - гласит последняя запись в дневнике Николая II, датированная 13 июля 1918 года.
Через несколько дней - в ночь с 16 на 17 июля - Алексей был расстрелян вместе с родителями и сёстрами в Ипатьевском доме в Екатеринбурге.
Согласно показанию Медведева, одного из участников расстрела, для того, чтобы убить цесаревича, потребовалось несколько выстрелов.
В 1991 году в окрестностях Екатеринбурга были обнаружены останки расстрелянной царской семьи - Николая II, его супруги Александры Федоровны, их дочерей - Ольги, Татьяны, Анастасии и четырех человек из царской свиты. После долгих экспертиз выяснилось: останков царевича Алексея и княжны Марии среди них нет.
В августе 2007 года в Поросёнковом логу близ Екатеринбурга, неподалеку от большого захоронения, были обнаружены обгорелые останки, предположительно идентифицированные как останки Алексея и Марии. В 2008 году генетический анализ подтвердил, что останки принадлежат детям Николая II. Однако РПЦ результаты не признало и останки цесаревича Алексея так и не были преданы земле. С 2011 года они находились на хранении в Государственном архиве Российской Федерации
В сентябре 2015 года было возобновлено следствие по уголовному делу об останках членов царской фамилии - великой княжны Марии и престолонаследника Алексея. В декабре 2015 года останки Алексея и Марии были переданы на временное хранение в Новоспасский мужской монастырь Москвы.
Его Императорское Высочество, Великий князь Алексей Николаевич Романов.
Чем знаменит
Наследник Цесаревич и Великий Князь, пятый ребёнок и единственный сын Николая II и Александры Фёдоровны, проживший всего 14 лет и всю свою короткую жизнь боровшийся с тяжелым недугом.
С умением Григория Распутина облегчать страдания Алексея историки связывают возвышение старца и его огромное влияние на царскую семью (прежде всего на Александру Фёдоровну) и политическую жизнь России начала ХХ века. Даже предостережения родной сестры императрицы Елизаветы Фёдоровны о том, что недовольство Распутиным в народе переносится на царскую семью, никоим образом не повлияло на отношение матери цесаревича к «старцу».
По мнению ряда исследователей, во многом негативное влияние Распутина и привело страну к революции.
В 2000 году РПЦ причислила к лику святых новомучеников и исповедников Российских Николая II, его супругу и детей, в том числе и цесаревича Алексея.
О чем надо знать
В течение ряда лет после расстрела царской семьи советские власти упорно отстаивали официальную версию, что расстрелян в Ипатьевском доме был только Николай II, а его супруга и сын были переправлены в «надёжное место» (о судьбе дочерей умалчивалось). Эта дезинформация способствовала возникновению слухов о том, что некоторым членам семьи удалось бежать и спастись. К тому же тело цесаревича в общем захоронении царской семьи не было обнаружено, что до сих пор дает повод для многочисленных спекуляций. Число «Алексеев», в разное время выдававших себя за спасшегося сына последнего русского императора, перевалило уже за восемь десятков.
Последней «сенсацией», получившей широкий резонанс в сети, стала информация о том, что на самом деле цесаревича не расстреляли, а он был спасен, вырос и стал советским наркомом, а после и премьер-министром СССР Алексеем Косыгиным.
Первоисточник растиражированной сенсации - статья «Царская Семья: реальная жизнь после мнимого расстрела» Сергея Желенкова, называемого историком царской семьи, в газете «Президент». Согласно этой статье, расстрел в Ипатьевском доме в ночь с 16 на 17 июля 1918 года якобы был инсценирован, а государю с домочадцами удалось бежать через тайный ход. Опекаемый лично Сталиным, по утверждению Желенкова, царевич Алексей в итоге стал советским премьером-министром Алексеем Косыгиным.
Прямая речь
Н. А. Соколов о цесаревиче Алексее (из книги «Убийство царской семьи»): «Наследник Цесаревич Алексей Николаевич был мальчик 14 лет, умный, наблюдательный, восприимчивый, ласковый, жизнерадостный. Был с ленцой и не особенно любил книги. Он совмещал в себе черты отца и матери: унаследовал простоту отца, был чужд надменности, заносчивости, но имел свою волю и подчинялся только отцу. Мать хотела, но не могла быть с ним строгой. Его учительница Битнер говорит о нём: «Он имел большую волю и никогда не подчинился бы никакой женщине». Он был весьма дисциплинирован, замкнут и очень терпелив. Несомненно, болезнь наложила на него свой отпечаток и выработала в нём эти черты. Он не любил придворного этикета, любил быть с солдатами и учился их языку, употребляя в своём дневнике чисто народные, подслушанные им выражения. Скуповатостью напоминал мать: не любил тратить своих денег и собирал разные брошенные вещи: гвозди, свинцовую бумагу, верёвки и т. п.».
Единственного сына императора Николая II, дарованного Богом в ответ на долгую, усердную родительскую молитву, наверное, без преувеличения можно назвать самой притягательной и самой неразгаданной детской фигурой в русской истории. «Во время крещения с младенцем произошел замечательный случай, обративший на себя внимания всех присутствующих, - писал игумен Серафим (Кузнецов). - Когда новорожденного цесаревича помазывали святым миром, он поднял свою ручку и простер свои пальчики, как бы благословляя присутствующих». Кем бы мог стать этот мальчик, доживи он до зрелости? Можно лишь предполагать, что для России вымолен был великий царь. Но оборота «если бы» история не знает. И хотя мы понимаем, что фигура юного царевича Алексея слишком ярка и необычна, все-таки обратимся к его светлому образу, желая изыскать во взаимоотношениях этого мальчика с окружающим миром пример для поучения и подражания.
Отношение к женщинам - вот лучший способ проверить благородство мужчины. Он должен к каждой женщине относиться с уважением независимо от того, богатая она или бедная, высокое или низкое занимает общественное положение, и оказывать ей всяческие знаки уважения», - записала в дневнике императрица Александра Феодоровна. Ей можно было писать подобные слова уверенно: пример мужского благородства, рыцарского отношения к женщине был всегда у нее перед глазами - супруг, император Николай П.
Очень важно, что и маленький царевич Алексей с детства мог видеть уважительное отношение к женщинам со стороны человека, авторитет которого был для него бесспорен. Государь не оставлял без внимания даже мелочей, благодаря которым возможно было преподнести сыну урок.
Клавдия Михайловна Битнер, дававшая наследнику уроки в Тобольске вспоминала о нем: в нем были совмещены черты отца и матери. От отца он унаследовал его простоту. Совсем не было в нем никакого самодовольства, надменности, заносчивости. Он был прост. Но он имел большую волю и никогда бы не подчинился постороннему влиянию. Вот государь, если бы он опять взял власть, я уверена, забыл бы и простил поступки тех солдат, которые были известны в этом отношении. Алексей Николаевич, если бы получил власть, этого бы никогда им не забыл и не простил и сделал бы соответствующие выводы.
Он многое понимал и понимал людей. Но он был замкнут и сдержан. Он был страшно терпелив, очень аккуратен, дисциплинирован и требователен к себе и другим. Он был добр, как и отец, в смысле отсутствия у него возможности в сердце причинить напрасно зло. В то же время он был бережлив. Как-то однажды он был болен, ему подали кушанье, общее со всей семьей, которое он не стал есть, потому что не любил это блюдо. Я возмутилась. Как это не могут приготовить ребенку отдельно кушанье, когда он болен. Я что-то сказала. Он мне ответил: "Ну вот еще. Из-за меня одного не надо тратиться".
Анна Танеева: «Жизнь Алексея Николаевича была одной из самых трагичных в истории царских детей. Он был прелестный, ласковый мальчик, самый красивый из всех детей. Родители и его няня Мария Вишнякова в раннем детстве его очень баловали. И это понятно, так как видеть постоянные страдания маленького было очень тяжело; ударится ли он головкой или рукой о мебель, сейчас же появлялась огромная синяя опухоль, показывающая на внутреннее кровоизлияние, причинявшее ему тяжкие страдания. Когда он стал подрастать, родители объяснили ему его болезнь, прося быть осторожным. Но наследник был очень живой, любил игры и забавы мальчиков, и часто было невозможно его удержать. «Подари мне велосипед», - просил он мать. «Алексей, ты знаешь, что тебе нельзя!» - «Я хочу учиться играть в теннис, как сестры!» - ты знаешь, что ты не смеешь играть». Иногда Алексей Николаевич плакал, повторяя: «Зачем я не такой, как все мальчики?».
Его нужно было окружать особым уходом и заботами. Вот почему к нему по предписанию врачей были приставлены в качестве телохранителей два матроса с императорской яхты: боцман Деревенько и его помощник Нагорный. Его учитель и наставник Пьер Жильяр вспоминает: «у Алексея Николаевича была большая живость ума и суждения и много вдумчивости. Он поражал иногда вопросами выше своего возраста, которые свидетельствовали о деликатной и чуткой душе. В маленьком капризном существе, каким он казался вначале, я открыл ребенка с сердцем, от природы любящим и чувствительным к страданиям, потому что сам он уже много страдал».
Воспитание любого мальчика как будущего главы семьи должно заключаться в воспитании ответственности, самостоятельности, умении в нужной ситуации принять решение, ни на кого не оглядываясь. В то же время в нем необходимо воспитывать сострадание и чуткость и важное свойство - умение прислушиваться к мнению Других людей. Мальчика нужно готовить к роли мужа, отца и хозяина дома. Для царевича Алексея таким домом была вся Россия.
«Царица внушила своему сыну, что пред Богом все равны и гордиться своим положением не должно, а надо уметь благородно держать себя, не унижая своего положения» (Игумен Серафим (Кузнецов). «Православный царь-мученик»). Если бы мать не приложила к этому стараний, то положение воспитателя наследника, которое и так было непростым, стало бы еще сложнее.
«Я понимал яснее, чем когда-либо, насколько условия среды мешали успеху моих стараний. Мне приходилось бороться с подобострастием прислуги и нелепым преклонением некоторых из окружающих. И я был даже очень удивлен, видя, как природная простота Алексея Николаевича устояла перед этими неумеренными восхвалениями.
Я помню, как депутация крестьян одной из центральных губерний России пришла однажды поднести подарки наследнику цесаревичу. Трое мужчин, из которых она состояла, по приказу, отданному шепотом боцманом Деревенько, опустились на колени перед Алексеем Николаевичем, чтобы вручить ему свои подношения. Я заметил смущение ребенка, который багрово покраснел. Как только мы остались одни, я спросил его, приятно ли ему было видеть этих людей перед собою на коленях. "Ах нет! Но Деревенько говорит, что так полагается!"
Я переговорил тогда с боцманом, и ребенок был в восторге, что его освободили от того, что было для него настоящей неприятностью».
И. Степанов вспоминает: «В последних числах января 1917 года я был в царском Александровском дворце у гувернера наследника Жильяра, и мы вместе с ним прошли к цесаревичу. Алексей Николаевич с каким-то кадетом оживленно вел игру у большой игрушечной крепости. Они расставляли солдатиков, палили из пушек, и весь их бойкий разговор пестрел современными военными терминами: пулемет, аэроплан, тяжелая артиллерия, окопы и прочее. Впрочем, игра скоро кончилась, и наследник с кадетом стали рассматривать какие-то книги. Затем вошла великая княжна Анастасия Николаевна... Вся эта обстановка детских двух комнат наследника была проста и нисколько не давала представления о том, что тут живет и получает первоначальное воспитание и образование будущий русский царь. На стенах висели карты, стояли шкафы с книгами, было несколько столов, стульев, но все это просто, скромно до чрезвычайности.
Алексей Николаевич, говоря со мной, вспоминал нашу с ним беседу, когда он был в поезде с государем осенью 1915 года на юге России: "Помните, вы мне сказали, что в Новороссии Екатерина Великая, Потемкин и Суворов крепким узлом завязывали русское влияние и турецкий султан навсегда потерял значение в Крыму и южных степях. Мне это выражение понравилось, и я тогда же сказал об этом папе. Я всегда ему говорю, что мне нравится".
Особенно ярко проявилось то, что мальчик много заботился о России, но мало - о себе, в эпизоде, рассказанном Жильяром. Однако скромность маленького царевича совершенно не мешала его осознанию себя наследником престола. Довольно известен эпизод, о котором рассказала С. Я. Офросимова: «Цесаревич не был гордым ребенком, хотя мысль, что он будущий царь, наполняла все его существо сознанием своего высшего предназначения. Когда он бывал в обществе знатных и приближенных к государю лиц, у него появлялось сознание своей царственности.
Однажды цесаревич вошел в кабинет государя, который в это время беседовал с министром. При входе наследника собеседник государя не нашел нужным встать, а лишь, приподнявшись со стула, подал цесаревичу руку. Наследник, оскорбленный, остановился перед ним и молча заложил руки за спину; этот жест не придавал ему заносчивого вида, а лишь царственную, выжидающую позу. Министр невольно встал и выпрямился во весь рост перед цесаревичем. На это цесаревич ответил вежливым пожатием руки. Сказав государю что-то о своей прогулке, он медленно вышел из кабинета, государь долго глядел ему вслед и наконец с грустью и гордостью сказал: "Да. С ним вам не так легко будет справиться, как со мной"».
Согласно воспоминаниям Юлии Ден, Алексей, будучи еще совсем маленьким мальчиком, уже осознавал, что он наследник: «Ее величество настаивала на том, чтобы цесаревича, как и его сестер, воспитывали совершенно естественно. В повседневной жизни наследника все происходило буднично, без всяких церемоний, он был сыном родителей и братом своих сестер, хотя подчас было забавно наблюдать за тем, как он изображает из себя взрослого. Однажды, когда он играл с великими княжнами, ему сообщили, что во дворец пришли офицеры его подшефного полка и просят разрешения повидаться с цесаревичем. Шестилетний ребенок, тотчас оставив возню с сестрами, с важным видом заявил: "Девицы, уйдите, у наследника будет прием"».
Клавдия Михайловна Битнер рассказывала: «Я не знаю, думал ли он о власти. У меня был с ним разговор об этом. Я ему сказала: "А если вы будете царствовать?" Он мне ответил: "Нет, это кончено навсегда". Я ему сказала: "Ну, а если опять будет, если вы будете царствовать?" Он мне ответил: "Тогда надо устроить так, чтобы я знал больше, что делается кругом". Я как-то его спросила, что бы тогда он сделал со мной. Он сказал, что он построил бы большой госпиталь, назначил бы меня заведовать им, но сам приезжал бы и "допрашивал" обо всем, все ли в порядке. Я уверена, что при нем был бы порядок».
Да, можно полагать, что при государе Алексее Николаевиче был бы порядок. Этот царь мог бы быть очень популярен в народе, так как воля, дисциплинированность и осознание собственного высокого положения сочетались в натуре сына Николая II с добросердечием и любовью к людям.
А. А. Танеева: «Наследник принимал горячее участие, если и у прислуги стрясется какое-нибудь горе. Его величество был тоже сострадателен, но деятельно это не выражал, тогда как Алексей Николаевич не успокаивался, пока сразу не поможет. Помню случай с поваренком, которому почему-то отказали в должности. Алексей Николаевич как-то узнал об этом и приставал весь день к родителям, пока не приказали поваренка снова взять обратно. Он защищал и горой стоял за всех своих».
Я. Офросимова: «Наследник цесаревич имел очень мягкое и доброе сердце. Он был горячо привязан не только к близким ему лицам, но и к окружающим его простым служащим. Никто из них не видел от него заносчивости и резкого обращения. Он особенно скоро и горячо привязался именно к простым людям. Любовь его к дядьке Деревенько была нежной, горячей и трогательной. Одним из самых больших его удовольствий было играть с детьми дядьки и быть среди простых солдат. С интересом и глубоким вниманием вглядывался он в жизнь простых людей, и часто у него вырывалось восклицание: "Когда я буду царем, не будет бедных и несчастных, я хочу, чтобы все были счастливы".
Любимой пищей цесаревича были "щи и каша и черный хлеб, которые едят все мои солдаты", как он всегда говорил. Ему каждый день приносили пробу щей и каши из солдатской кухни Сводного полка; цесаревич съедал все и еще облизывал ложку. Сияя от удовольствия, он говорил: "Вот это вкусно - не то, что наш обед". Иногда почти ничего не кушая за царским столом, он тихонько пробирался со своей собакой к зданиям царской кухни и, постучав в стекло окон, просил у поваров ломоть черного хлеба и втихомолку делил его со своей кудрявой любимицей».
П. Жильяр: «Мы выезжали тотчас после завтрака, часто останавливаясь у выезда встречных деревень, чтобы смотреть, как работают крестьяне. Алексей Николаевич любил их расспрашивать; они отвечали ему со свойственными русскому мужику добродушием и простотой, совершенно не подозревая, с кем они разговаривали».
Безмерно много для воспитания в сыне внимания и сострадания к людям сделал сам государь император Николай. Жильяр вспоминал о времени, когда Царевич находился с государем в Ставке: «На возвратном пути, узнав от генерала Иванова, что неподалеку находится передовой перевязочной пункт, государь решил прямо проехать туда.
Мы въехали в густой лес и вскоре заметили небольшое здание, слабо освещенное красным светом факелов. Государь, сопутствуемый Алексеем Николаевичем, вошел в дом, подходил ко всем раненым и с большой добротой с ними беседовал. Его внезапное посещение в столь поздний час и так близко от линии фронта вызвало изумление, выражавшееся на всех лицах. Один из солдат, которого только что вновь уложили в постель после перевязки, пристально смотрел на государя, и, когда последний нагнулся над ним, он приподнял единственную свою здоровую руку, чтобы дотронуться до его одежды и убедиться, что перед ним действительно царь, а не видение. Алексей Николаевич стоял немного позади своего отца. Он был глубоко потрясен стонами, которые он слышал, и страданиями, которые угадывал вокруг себя».
Наследник обожал отца, и государь в «счастливые дни» мечтал о том, чтобы самому заняться воспитанием сына. Но по ряду причин это было невозможно, и первыми наставниками Алексея Николаевича стали мистер Гиббс и месье Жильяр. Впоследствии, когда обстоятельства изменились, государю удалось осуществить свое желание.
Он давал уроки цесаревичу в мрачном доме в Тобольске. Уроки продолжались в нищете и убожестве екатеринбургского заточения. Но, пожалуй, самым важным уроком, который извлекли наследник и остальные члены семьи, был урок веры. Именно вера в Бога поддерживала их и давала силы в ту пору, когда они лишились своих сокровищ, когда друзья покинули их, когда они оказались преданными той самой страной, важнее которой для них не существовало на свете ничего.
Государь Николай II с сыном, 1904 год
Николай II на берегу Финского залива. Слева- Цесаревич Алексей, справа - Великая Княжна Анастасия, фото 1907 г.
Укладка поленьев, фото 1908 год
Алексей подметает дорожку в парке. (Царское Село), фото 1908 г.
Алексей в морской форме. Петербург, фото 1909 г.
На скамейке в Александровском парке (Царское Село), фото 1909
И забываются ошибки
И скорбь, терзающая нас,
При виде царственной улыбки
Твоих невинных, детских глаз.
Единственного Сына Императора Николая II, дарованного Богом в ответ на долгую, усердную Родительскую молитву, наверное, без преувеличения можно назвать Самой притягательной и Самой неразгаданной Детской фигурой в русской истории. «Во время крещения с Младенцем произошел замечательный случай, обративший на себя внимания всех присутствующих, - писал игумен Серафим (Кузнецов). - Когда новорожденного Цесаревича помазывали святым миром, Он поднял Свою ручку и простер Свои пальчики, как бы благословляя присутствующих». Кем бы мог стать этот Мальчик, доживи Он до зрелости? Можно лишь предполагать, что для России вымолен был великий Царь. Но оборота «если бы» история не знает. И хотя мы понимаем, что фигура юного Царевича Алексея слишком ярка и необычна, все-таки обратимся к Его светлому образу, желая изыскать во взаимоотношениях этого Мальчика с окружающим миром пример для поучения и подражания.
«Отношение к женщинам - вот лучший способ проверить благородство мужчины. Он должен к каждой женщине относиться с уважением независимо от того, богатая она или бедная, высокое или низкое занимает общественное положение, и оказывать ей всяческие знаки уважения», - записала в дневнике Императрица Александра Феодоровна. Ей можно было писать подобные слова уверенно: пример мужского благородства, рыцарского отношения к женщине был всегда у нее перед глазами - Супруг, Император Николай II.
Очень важно, что и маленький Царевич Алексей с детства мог видеть уважительное отношение к женщинам со стороны человека, авторитет которого был для Него бесспорен. Государь не оставлял без внимания даже мелочей, благодаря которым возможно было преподнести Сыну урок, что явствует из забавного случая, рассказанного баронессой С. К Бухсгевден:
«Во время одной прогулки по берегу Днепра, при посещении Императорской Ставки Верховного главнокомандующего, Цесаревич, будучи в шаловливом настроении, вытащил у меня зонтик и бросил его в реку. Великая Княжна Ольга и я старались зацепить его палками и ветками, но так как он был раскрыт, то течением и ветром его подхватило, и не было под рукой ни лодки, ни плота, с которого можно было бы его поймать.
Неожиданно появился Государь. "Что это за представление?" - спросил Он, удивленный нашими упражнениями около воды. "Алексей бросил ее зонтик в реку, и это такой стыд, так как это ее самый лучший", - ответила Великая Княжна, старясь безнадежно зацепить ручку большой корявой веткой. Улыбка исчезла с лица Государя. Он повернулся к Своему Сыну: "Так в отношении дамы не поступают, - сказал Он сухо. - Мне стыдно за Тебя, Алексей. Я прошу извинения за Него, - добавил Он, обращаясь ко мне, - и Я попробую исправить дело и спасти этот злополучный зонтик".
К моему величайшему смущению, Император вошел в воду. Когда Он дошел до зонтика, вода была Ему выше коленей.»
Он передал его мне с улыбкой.
"Мне все же не пришлось плыть за ним! Теперь Я сяду и буду сушиться на солнце". Бедный маленький Царевич, красный от Отцовского резкого замечания, расстроенный, подошел ко мне. Он извинился, как взрослый.
В любой педагогической литературе мы прочтем, что необходимым условием для развития ребенка является его общение с товарищами Наверное, особенно важно это для мальчиков - будущих мужчин, социальная роль которых традиционно шире и ответственнее, чем у женщин. Впрочем, неумение установить первые контакты с ровесниками, дефицит общения с другими детьми может вредно отразиться на психике любого ребенка. Не менее важно, чтобы ребенок с детства учился выбирать себе товарищей сам, следуя своим симпатиям, а не «дружил» по родительскому приказу. В Царской Семье эта проблема стояла острее, чем в любой другой. Во-первых, мальчик был Наследником престола, во-вторых, Он был серьезно болен. Но именно по первой причине Родители не имели права превращать Сына в несчастное одинокое существо, «ребенка из оранжереи», растущего в изоляции от мира. Кроме того, Наследник был застенчив, и Государь хотел помочь Сыну избавиться от стеснительности. Родители могли бы попытаться решить проблему общения Сына, так сказать, «официально», искусственно составив ребенку компанию из детей Своих родственников. Ничего подобного Царь и Царица не допустили. Напротив, по воспоминаниям Танеевой, Императрица боялась за Сына и редко приглашала к нему двоюродных братьев, «резвых и грубых мальчиков. Конечно, на это сердились родные...». Зато Наследнику не возбранялось играть с сыновьями Своего пестуна матроса Деревенько, на что родные, надо полагать, сердились еще больше. Но Государь и Государыня, не принимавшие пересуды близко к сердцу, тем более не обращали на них внимания, когда речь шла о пользе Детей.
Серьезно обеспокоен был всеми проблемами своего Царственного воспитанника Его учитель и наставник Пьер Жильяр. Впоследствии Жильяр напишет, что Алексей Николаевич страдал от отсутствия товарищей. «Оба сына матроса Деревенко, Его обычные сотоварищи в играх, были гораздо моложе Его, и ни по образованию, ни по развитию ему не подходили. Правда, по воскресеньям и праздникам к нему приезжали двоюродные братья, но эти посещения были редки. Я несколько раз настаивал перед Императрицей в том, что это надо бы изменить. Были сделаны кое-какие попытки в этом смысле, но они ни к чему не привели. Правда, болезнь Алексея Николаевича крайне затрудняла выбор ему товарищей. К счастью, Его сестры, как я уже говорил, любили играть с ним, они вносили в Его жизнь веселье и молодость, без которых ему было бы очень трудно».
Видимо, проблему общения ребенка Жильяр считал достаточно важной, если в своих воспоминаниях упомянул о ней не единожды. Так, например, он рассказывает о том, как Царевич обрел наконец настоящего товарища - сына лейб-хирурга Деревенко (однофамильца матроса): «Между тем я был особенно озадачен приисканием Наследнику товарищей. Эту задачу было очень трудно разрешить. По счастью, обстоятельства сами собой отчасти пополнили этот пробел. Доктор Деревенко имел сына одних приблизительно лет с Наследником. Дети познакомились и вскоре подружились. Не проходило воскресенья, праздника или дня отпуска, чтобы они не соединялись. Наконец, они стали видеться ежедневно, и Цесаревич получил даже разрешение посещать доктора Деревенко, жившего на маленькой даче недалеко от дворца. Он часто проводил там всю вторую половину дня в играх со Своим другом и Его товарищами в скромной обстановке этой семьи среднего достатка. Нововведение подвергалось большой критике, но Их Величества не обращали на это внимания: Они Сами были так просты в Своей частной жизни, что могли только поощрять такие же вкусы Своих Детей».
Юлия Ден, однако, утверждает, что у Цесаревича, напротив, было много друзей «всех возрастов и всех сословий, которые играли с ним». Но называет лишь уже упомянутых нами двух сыновей матроса Деревенко, еще двух крестьянских мальчиков, к которым Алексей Николаевич был очень привязан, и своего сына Тити. Сын Лили Ден, по ее словам, носился «сломя голову с Наследником и получал от этого огромное удовольствие». С друзьями Царевич вел Себя очень вежливо и невысокомерно. «Наследник престола был столь же учтив, как и Его Сестры, - вспоминает Ден - Однажды мы с Государыней сидели в Ее лиловом будуаре, и вдруг из соседней комнаты послышались возбужденные голоса Цесаревича и Тити.
- Думаю, они сорятся, - проговорила Государыня и, подойдя к дверям, прислушалась. Потом со смехом повернулась ко мне - Вовсе они не сорятся, Лили. Алексей настаивает на том, чтобы первым в лиловую комнату вошел Тити, а добрый Тити и слышать об этом не желает!»
На самом деле круг общения Наследника был весьма узок. Самым близким Его детским другом был, по всей видимости, Коля Деревенко, который вместе с отцом последовал за арестованной Царской Семьей в Тобольск, затем в Екатеринбург. В Тобольске Коля был единственным, кто по воскресным дням допускался к Царской Семье, и очень скрашивал безрадостное существование Наследника в заточении.
«Перейдем к властительной части - к воле, - наставляет святитель Иоанн Златоуст в Слове о воспитании детей. - Не следует ни полностью отсекать ее у юноши, ни позволять ей проявляться во всех случаях, но будем воспитывать их с раннего возраста в том, чтобы, когда сами они подвергаются несправедливости, переносить это, если же увидят кого-либо обижаемым, то храбро выступить на помощь и должным.образом защитить истязаемого...Пусть не будет он ни изнеженным, ни диким, но мужественным и кротким».
Эти слова написаны как будто про Царевича Алексея Николаевича. Клавдия Михайловна Битнер, дававшая Наследнику уроки в Тобольске, так вспоминала о Нем: «Я любила больше всех Алексея Николаевича. Это был милый хороший мальчик. Он был умненький, наблюдательный, восприимчивый, очень ласковый, веселый и жизнерадостный, несмотря на Свое часто тяжелое болезненное состояние. Если Он хотел выучить что-либо, Он говорил: "Погодите, Я выучу". И если действительно выучивал, то это уже у Него оставалось и сидело крепко. Он привык быть дисциплинированным, но не любил былого придворного этикета. Он не переносил лжи и не потерпел бы ее около Себя, если бы взял власть когда-либо. В Нем были совмещены черты Отца и Матери. От Отца Он унаследовал Его простоту. Совсем не было в Нем никакого самодовольства, надменности, заносчивости. Он был прост. Но Он имел большую волю и никогда бы не подчинился постороннему влиянию. Вот Государь, если бы Он опять взял власть, я уверена, забыл бы и простил поступки тех солдат, которые были известны в этом отношении. Алексей Николаевич, если бы получил власть, этого бы никогда им не забыл и не простил и сделал бы соответствующие выводы.
Он многое понимал и понимал людей. Но Он был замкнут и сдержан. Он был страшно терпелив, очень аккуратен, дисциплинирован и требователен к Себе и другим.Он был добр, как и Отец, в смысле отсутствия у Него возможности в сердце причинить напрасно зло. В то же время Он был бережлив. Как-то однажды Он был болен, Ему подали кушанье, общее со всей Семьей, которое Он не стал есть, потому что не любил это блюдо. Я возмутилась. Как это не могут приготовить ребенку отдельно кушанье, когда Он болен. Я что-то сказала. Он мне ответил: "Ну вот еще. Из-за Меня одного не надо тратиться"»
Сильная воля у Царевича Алексея была наследным качеством, но она развилась и окрепла из-за частых физических страданий, причиняемых ребенку страшной болезнью. Болезнь вообще стала своеобразным воспитателем маленького мученика. Как пишет Анна Танеева, «частые страдания и невольное самопожертвование развили в характере Алексея Николаевича жалость и сострадание ко всем, кто был болен, а также удивительное уважение к Матери и всем старшим». Это при том, что Александра Феодоровна не могла быть с Сыном такой строгой, как Ей, быть может, хотелось бы.
Для начала приведем еще несколько воспоминаний. Анна Танеева: «Жизнь Алексея Николаевича была одной из самых трагичных в истории Царских Детей. Он был прелестный, ласковый Мальчик, самый красивый из всех Детей. Родители и Его няня Мария Вишнякова в раннем детстве Его очень баловали, исполняя Его малейшие капризы. И это понятно, так как видеть постоянные страдания Маленького было очень тяжело; ударится ли Он головкой или рукой о мебель, сейчас же появлялась огромная синяя опухоль, показывающая на внутреннее кровоизлияние, причинявшее ему тяжкие страдания. Пяти-шести лет Он перешел в мужские руки, к дядьке Деревенько. Этот, бывало, не так баловал, хотя был очень предан и обладал большим терпением. Слышу голосок Алексея Николаевича во время Его заболеваний: "Подними Мне руку", или: "Поверни ногу", или "Согрей Мне ручки", и часто Деревенько успокаивал Его. Когда Он стал подрастать, Родители объяснили Алексею Николаевичу Его болезнь, прося быть осторожным. Но Наследник был очень живой, любил игры и забавы мальчиков, и часто было невозможно Его удержать. "Подари Мне велосипед", - просил Он Мать. "Алексей, ты знаешь, что тебе нельзя!" - "Я хочу учиться играть в теннис, как Сестры!" - "Ты знаешь, что ты не смеешь играть". Иногда Алексей Николаевич плакал, повторяя: "Зачем Я не Такой, как все мальчики?"».
С.Офросимова: «Живость Его не могла умериться Его болезнью, и, как только Ему становилось лучше, как только утихали Его страдания, Он начинал безудержно шалить, Он зарывался в подушки, сползал под кровать, чтобы напугать врачей мнимым исчезновением. Только приход Государя мог Его усмирить. Сажая Отца к Себе на кровать, Он просил Его рассказать о занятиях Его Величества, о полках, Шефом которых Он был и по которым очень скучал. Он внимательно слушал рассказы Государя из русской истории и обо всем, что лежало за пределами Его скучной больничной постели. Государь с большой радостью и глубокой серьезностью делился с ним всем...
П. Жильяр: «Вот такова была ужасная болезнь, которой страдал Алексей Николаевич; постоянная угроза жизни висела над Его головой: падение, кровотечение из носа, простой порез - все, что для обыкновенного ребенка было бы пустяком, могло быть для Него смертельно.
Его нужно было окружать особым уходом и заботами в первые годы Его жизни и постоянной бдительностью стараться предупреждать всякую случайность. Вот почему к нему по предписанию врачей были приставлены в качестве телохранителей два матроса с Императорской яхты: боцман Деревенко и его помощник Нагорный, которые по очереди должны были за ним следить.
Когда я приступил к моим новым обязанностям, мне было не так-то легко завязать первые отношения с ребенком. Я должен был говорить с ним по-русски, отказавшись от французского языка. Положение мое было щекотливо. Не имея никаких прав, я не мог требовать подчинения.
Как я уже сказал, я был вначале удивлен и разочарован, не получив никакой поддержки со стороны Императрицы. Целый месяц я не имел от нее никаких указаний. У меня сложилось впечатление, что Она не хотела вмешиваться в мои отношения с ребенком. Этим сильно увеличилась трудность моих первых шагов, но это могло иметь то преимущество, что, раз завоевав положение, я мог более свободно утвердить свой личный авторитет. Первое время я часто терялся и даже приходил в отчаяние. Я подумывал о том, чтобы отказаться от принятой на себя задачи.
К счастью, я нашел в докторе Деревенко отличного советника, помощь которого мне была очень ценна. Он посоветовал мне быть терпеливее. Он объяснил, что вследствие постоянной угрозы жизни ребенка и развившегося в Императрице религиозного фатализма Она представила все течению времени и откладывала день ото дня Свое вмешательство в наши отношения, не желая причинять лишних страданий Своему Сыну, если Ему, быть может, не суждено было жить. У Нее не хватало храбрости вступать в борьбу с ребенком, чтобы навязывать Ему меня.
Я сам сознавал, что условия были неблагоприятны. Но, несмотря на все, у меня оставалась надежда, что со временем состояние здоровья моего воспитанника улучшится.
Тяжелая болезнь, от которой Алексей Николаевич только что начал оправляться, очень ослабила Его и оставила в Нем большую нервность. В это время Он был Ребенком, плохо переносившим всякие попытки Его сдерживать; Он никогда не был подчинен никакой дисциплине. Во мне Он видел человека, на которого возложили обязанность принуждать Его к скучной работе и вниманию и задачей которого было подчинить Его волю, приучив Его к послушанию. Его уже окружал бдительный надзор, который, однако, позволял Ему искать убежища в бездействии; к этому надзору присоединялся теперь новый элемент настойчивости, угрожавший отнять это последнее убежище. Не сознавая еще этого, Он это чувствовал. У меня создавалось вполне ясное впечатление глухой враждебности, которая иногда переходила в открытую оппозицию».
Как видим, не все шло благополучно. Болезнь, вместо того чтобы закалить характер мальчика (что и произошло впоследствии), могла полностью изломать Его и погубить благие задатки. Из приведенных фрагментов воспоминаний становится ясно, что особенно тяжело было живому, веселому ребенку постоянно сдерживать Свои мальчишеские порывы и ощущать Себя «не таким, как все мальчики». Тем не менее кажется, что гиперопека, которой подвергался маленький Царевич, была вполне обоснованна. Но так ли это было? Жильяр засомневался первым, тем более что с каждым днем он открывал в своем воспитаннике все новые и новые замечательные качества и все сильнее привязывался к нему:
«Тем временем дни шли за днями, и я чувствовал, как укрепляется мой авторитет. Я мог отметить у моего воспитанника все чаще и чаще повторявшиеся порывы доверчивости, которые были для меня как бы залогом того, что вскоре между нами установятся более сердечные отношения.
По мере того как ребенок становился откровеннее со мной, я лучше отдавал себе отчет в богатстве Его натуры и убеждался в том, что при наличии таких счастливых дарований было бы несправедливо бросить надежду...
Алексею Николаевичу было тогда девять с половиной лет. Он был довольно крупным для Своего возраста, имел тонкий, продолговатый овал лица с нежными чертами, чудные светло-каштановые волосы с бронзовыми переливами, большие сине-серые глаза, напоминавшие глаза Его Матери. Он вполне наслаждался жизнью, когда мог, как резвый и жизнерадостный мальчик. Вкусы Его были очень скромны. Он совсем не кичился тем, что был Наследником престола, об этом Он всего меньше помышлял. Его самым большим счастьем было играть с двумя сыновьями матроса Деревенко, которые оба были несколько моложе Его.
У Него была большая живость ума и суждения и много вдумчивости. Он поражал иногда вопросами выше Своего возраста, которые свидетельствовали о деликатной и чуткой душе. В маленьком капризном существе, каким Он казался вначале, я открыл ребенка с сердцем, от природы любящим.и чувствительным к страданиям, потому что Сам Он уже много страдал. Как только это убеждение вполне сложилось во мне, я стал бодро смотреть в будущее. Моя работа была бы легка, если бы не было окружавшей нас обстановки и условий среды».
А теперь на минуту оторвемся от воспоминаний Жильяра и вернемся в наше время. Откроем книгу современных психологов Ирины Медведевой и Татьяны Шишовой, много лет работающих с проблемными детьми. Вот что мы прочтем: «Так называемая гиперопека, когда родители окружают своего ребенка излишней заботой, сегодня явление достаточно распространенное... Ведь разрешать ребенку быть самостоятельным - это риск, и нередко огромный риск. То ли дело неусыпный надзор! Конечно, он отнимает много времени и сил, зато вы обеспечиваете себе спокойную жизнь и выглядите при этом почтенно в глазах окружающих... Что же касается риска, то без него, конечно, жить спокойнее вам. Но спокойствие-то за счет ребенка, о котором вы якобы так радеете. Ибо каждый его самостоятельный шаг есть репетиция. Чем больше репетиций, тем полноценнее сыграет он спектакль под названием "Жизнь". А на что его обрекаете вы?»
В приведенном отрывке речь шла о детях здоровых. А в случае с Наследником усиленная забота Родителей вовсе не кажется излишней. Но так не казалось Самому Царевичу Алексею, Которого, кстати, впереди ожидал не просто «спектакль под названием "Жизнь"», а труднейшая из ролей в этом спектакле - управление великой империей. И воспитатель Жильяр прекрасно понял Ребенка. Вернемся к его воспоминаниям:
«Я поддерживал, как уже об этом выше сказал, лучшие отношения с доктором Деревенко, но между нами был один вопрос, на котором мы не сходились. Я находил, что постоянное присутствие двух матросов - боцмана Деревенко и его помощника Нагорного - было вредно Ребенку. Эта внешняя сила, которая ежеминутно выступала, чтобы отстранить от Него всякую опасность, казалось мне, мешала укреплению внимания и нормальному развитию воли Ребенка. То, что выигрывалось в смысле безопасности, Ребенок проигрывал в смысле действительной дисциплины. На мой взгляд, лучше было бы дать Ему больше самостоятельности и приучить находить в Самом Себе силы и энергию противодействовать Своим собственным импульсам, тем более что несчастные случаи продолжали повторяться. Было невозможно все предусмотреть... Это был лучший способ, чтобы сделать из Ребенка, и без того физически слабого, человека бесхарактерного, безвольного, лишенного самообладания, немощного и в моральном отношении. Я говорил в этом смысле с доктором Деревенко. Но он был так поглощен опасением рокового исхода и подавлен, как врач, сознанием своей тяжелой ответственности, что я не мог убедить его разделить мои воззрения.
Только одни Родители могли взять на Себя решение такого вопроса, могущего иметь столь серьезные последствия для Ребенка. К моему великому удивлению, Они всецело присоединились ко мне и заявили, что согласны на опасный опыт, на который я сам решился лишь с тяжелым беспокойством. Они, без сомнения, осознавали вред, причиняемый существующей системой тому, что было самого ценного в Их Ребенке. Они любили Его безгранично, и именно эта любовь давала Им силу идти на риск какого-нибудь несчастного случая, последствия которого могли быть смертельны, лишь бы не сделать из Него человека, лишенного мужества и нравственной стойкости.
Алексей Николаевич был в восторге от этого решения. В Своих отношениях к товарищам Он страдал от постоянных ограничений, которым Его подвергали. Он обещал мне оправдать доверие, которое Ему оказывали.
Как ни был я убежден в правильности такой постановки дела, мои опасения лишь усилились. У меня было как бы предчувствие того, что должно было случиться...
Вначале все шло хорошо, и я начал было успокаиваться, как вдруг внезапно стряслось несчастье, которого мы так боялись. В классной комнате ребенок взлез на скамейку, поскользнулся и упал, стукнувшись коленкой об угол. На следующий день Он уже не мог ходить. Еще через день подкожное кровоизлияние усилилось, опухоль, образовавшаяся под коленом, быстро охватила нижнюю часть ноги. Кожа натянулась до последней возможности, стала жесткой под давлением кровоизлияния, которое стало давить на нервы и причиняло страшную боль, увеличивавшуюся с часу на час.
Я был подавлен. Ни Государь, ни Государыня не сделали мне даже тени упрека - наоборот, казалось, что Они всем сердцем хотят, чтобы я не отчаялся в задаче, которую болезнь делала еще более трудной. Они как будто хотели Своим примером побудить и меня принять неизбежное испытание и присоединиться к Ним в борьбе, которую Они вели уже так давно. Они делились со мной Своей заботой с трогательной благожелательностью».
Борьба за ребенка была выиграна. Никто не мог излечить болезнь неизлечимую, но из «маленького капризного существа», каким показался вначале Царевич Жильяру, возрос настоящий Христианин с чутким сердцем и сильной волей. Из года в год из Наследника возрастал бы Государь. Но ему суждено было иное. Так и не довелось созреть и раскрыться до конца этой удивительной, богатейшей натуре.
И. Степанов: «Несколько раз (в лазарете. - М. К) бывал Наследник. Здесь я не могу писать спокойно. Нет умиления передать всю прелесть этого облика, всю нездешность этого очарования. Не от мира сего. О нем говорили: "Не жилец!" Я в это верил и тогда. Такие дети не живут. Лучистые глаза, чистые, печальные и вместе с тем светящиеся временами какой-то поразительной радостью».
С Я. Офросимова: «Идет праздничная служба... Храм залит сиянием бесчисленных свечей. Цесаревич стоит на Царском возвышении. Он почти дорос до Государя, стоящего рядом с Ним. На Его бледное прекрасное лицо льется сияние тихо горящих лампад и придает ему неземное, почти призрачное выражение. Большие, длинные глаза Его смотрят не по-детски серьезным, скорбным взглядом... Он неподвижно обращен к алтарю, где совершается торжественная служба... Я смотрю на Него, и мне чудится, что я где-то видела этот бледный лик, эти длинные, скорбные глаза... Я напрягаю свою память и вдруг вспоминаю... Убиенные Борис и Глеб...»
Воспитание любого мальчика как будущего главы семьи должно заключаться в воспитании ответственности, самостоятельности, умении в нужной ситуации принять решение, ни на кого не оглядываясь. В то же время в нем необходимо воспитывать сострадание и чуткость и важное свойство - умение прислушиваться к мнению других людей. Мальчика нужно готовить к роли мужа, отца и хозяина дома. Для Царевича Алексея таким домом была вся Россия.
«Царица внушила Своему Сыну, что пред Богом все равны и гордиться Своим положением не должно, а надо уметь благородно держать Себя, не унижая Своего положения» (Игумен Серафим (Кузнецов). «Православный Царь-мученик»). Если бы Мать не приложила к этому стараний, то положение воспитателя Наследника, которое и так было непростым, стало бы еще сложнее.
«Я понимал ясне, чем когда-либо, насколько условия среды мешали успеху моих стараний. Мне приходилось бороться с подобострастием прислуги и нелепым преклонением некоторых из окружающих. И я был даже очень удивлен, видя, как природная простота Алексея Николаевича устояла перед этими неумеренными восхвалениями.
Я помню, как депутация крестьян одной из центральных губерний России пришла однажды поднести подарки Наследнику Цесаревичу. Трое мужчин, из которых она состояла, по приказу, отданному шепотом боцманом Деревенко, опустились на колени перед Алексеем Николаевичем, чтобы вручить Ему свои подношения. Я заметил смущение ребенка, который багрово покраснел. Как только мы остались одни, я спросил Его, приятно ли ему было видеть этих людей перед собою на коленях. "Ах нет! Но Деревенко говорит, что так полагается!"
Я переговорил тогда с боцманом, и ребенок был в восторге, что Его освободили от того, что было для Него настоящей неприятностью».
И. Степанов вспоминает: «В последних числах января 1917 года я был в царском Александровском дворце у гувернера Наследника Жильяра, и мы вместе с ним прошли к Цесаревичу. Алексей Николаевич с каким-то кадетом оживленно вел игру у большой игрушечной крепости. Они расставляли солдатиков, палили из пушек, и весь их бойкий разговор пестрел современными военными терминами: пулемет, аэроплан, тяжелая артиллерия, окопы и прочее. Впрочем, игра скоро кончилась, и Наследник с кадетом стали рассматривать какие-то книги. Затем вошла Великая Княжна Анастасия Николаевна... Вся эта обстановка детских двух комнат Наследника была проста и нисколько не давала представления о том, что тут живет и получает первоначальное воспитание и образование будущий русский Царь. На стенах висели карты, стояли шкафы с книгами, было несколько столов, стульев, но все это просто, скромно до чрезвычайности.
Алексей Николаевич, говоря со мной, вспоминал нашу с ним беседу, когда Он был в поезде с Государем осенью 1915 года на юге России: "Помните, вы Мне сказали, что в Новороссии Екатерина Великая, Потемкин и Суворов крепким узлом завязывали русское влияние, и турецкий султан навсегда потерял значение в Крыму и южных степях. Мне это выражение понравилось, и Я тогда же сказал об этом Папе. Я всегда Ему говорю, что Мне нравится".
Затем Наследник стал вспоминать Ставку.
Все это Наследник оживленно говорил и бодро и весело глядел Своими большими выразительными глазами. Да и вообще Алексей Николаевич имел здоровый и красивый вид. Он постоянно перебегал с одного места на другое».
Особенно ярко проявилось то, что мальчик много заботился о России, но мало - о Себе, в эпизоде, рассказанном Жильяром. Императрица поручила наставнику Царевича поведать тому об отречении Государя Николая от престола: «Я вхожу к Алексею Николаевичу и говорю ему, что Государь возвратится из Могилева и туда больше уже не поедет.
Отчего?
- Потому что Ваш Отец больше не хочет быть Верховным главнокомандующим
Эта весть Его очень огорчает, так как Он любил ездить в Ставку. Через некоторое время я добавляю:
Вы знаете, Алексей Николаевич, Ваш Отец больше не хочет быть Императором. Он смотрит на меня испуганно, стараясь прочесть на моем лице, что произошло.
- Как? Почему?
- Потому что Он очень устал и перенес много тяжелого в последние дни.
- Ах, да. Мама Мне говорила, что остановили Его поезд, когда Он ехал сюда. Но Папа будет Императором потом опять?
Я ему объясняю тогда, что Император отрекся в пользу великого князя Михаила, который отрекся в свою очередь.
Но тогда кто же будет Императором?
- Я не знаю... теперь - никто.
Ни одного слова о Себе, ни одного намека на Свои права как Наследника. Он густо покраснел и волнуется.
После нескольких минут молчания Он говорит:
Если больше нет Императора, кто же будет управлять Россией?
Я ему объясняю, что образовалось Временное правительство, которое будет заниматься делами Государства до созыва Учредительного собрания, и что тогда, может быть, Его дядя Михаил взойдет на престол. Лишний раз я поражаюсь скромности и великодушию этого ребенка».
Однако скромность маленького Царевича совершенно не мешала Его осознанию Себя Наследником престола. Довольно известен эпизод, о котором рассказала С.Я.Офросимова: «Цесаревич не был гордым ребенком, хотя мысль, что Он будущий Царь, наполняла все Его существо сознанием Своего высшего предназначения. Когда Он бывал в обществе знатных и приближенных к Государю лиц, у Него появлялось сознание Своей царственности.
Однажды Цесаревич вошел в кабинет Государя, который в это время беседовал с министром. При входе Наследника собеседник Государя не нашел нужным встать, а лишь, приподнявшись со стула, подал Цесаревичу руку. Наследник, оскорбленный, остановился перед ним и молча заложил руки за спину; этот жест не придавал ему заносчивого вида, а лишь царственную, выжидающую позу. Министр невольно встал и выпрямился во весь рост перед Цесаревичем. На это Цесаревич ответил вежливым пожатием руки. Сказав Государю что-то о Своей прогулке, Он медленно вышел из кабинета, Государь долго глядел ему вслед и наконец с грустью и гордостью сказал: "Да. С ним вам не так легко будет справиться, как со Мной"».
Согласно воспоминаниям Юлии Ден, Алексей, будучи еще совсем маленьким мальчиком, уже осознавал, что Он Наследник:
« Ее Величество настаивала на том, чтобы Цесаревича, как и Его сестер, воспитывали совершенно естественно. В повседневной жизни Наследника все происходило буднично, без всяких церемоний, Он был Сыном Родителей и Братом Своих Сестер, хотя подчас было забавно наблюдать за тем, как Он изображает из Себя взрослого. Однажды, когда Он играл с Великими Княжнами, Ему сообщили, что во дворец пришли офицеры Его подшефного полка и просят разрешения повидаться с Цесаревичем. Шестилетний ребенок, тотчас оставив возню с сестрами, с важным видом заявил: "Девицы, уйдите, у Наследника будет прием"».
Да, можно полагать, что при Государе Алексее Николаевиче был бы порядок. Этот Царь мог бы быть очень популярен в народе, так как воля, дисциплинированность и осознание собственного высокого положения сочетались в натуре Сына Николая II с добросердечием и любовью к людям.
А. А. Танеева: «Наследник принимал горячее участие, если и у прислуги стрясется какое-нибудь горе. Его Величество был тоже сострадателен, но деятельно это не выражал, тогда как Алексей Николаевич не успокаивался, пока сразу не поможет. Помню случай с поваренком, которому почему-то отказали в должности. Алексей Николаевич как-то узнал об этом и приставал весь день к Родителям, пока не приказали поваренка снова взять обратно. Он защищал и горой стоял за всех Своих».
С Я. Офросимова: «Наследник Цесаревич имел очень мягкое и доброе сердце. Он был горячо привязан не только к близким ему лицам, но и к окружающим Его простым служащим. Никто из них не видел от Него заносчивости и резкого обращения. Он особенно скоро и горячо привязался именно к простым людям. Любовь Его к дядьке Деревенько была нежной, горячей и трогательной. Одним из самых больших Его удовольствий было играть с детьми дядьки и быть среди простых солдат. С интересом и глубоким вниманием вглядывался Он в жизнь простых людей, и часто у Него вырывалось восклицание: "Когда буду Царем, не будет бедных и несчастных, Я хочу, чтобы все были счастливы".
Любимой пищей Цесаревича были "щи и каша и черный хлеб, которые едят все Мои солдаты"", как Он всегда говорил. Ему каждый день приносили пробу щей и каши из солдатской кухни Сводного полка; Цесаревич съедал все и еще облизывал ложку. Сияя от удовольствия, Он говорил:"Вот это вкусно - не то, что Наш обед". Иногда почти ничего не кушая за царским столом, Он тихонько пробирался со Своей собакой к зданиям царской кухни и, постучав в стекло окон, просил у поваров ломоть черного хлеба и втихомолку делил Его со Своей кудрявой любимицей».
П. Жильяр: «Мы выезжали тотчас после завтрака, часто останавливаясь у выезда встречных деревень, чтобы смотреть, как работают крестьяне. Алексей Николаевич любил их расспрашивать; они отвечали ему со свойственными русскому мужику добродушием и простотой, совершенно не подозревая, с Кем они разговаривали».
Наследник обожал Отца, и Государь в «счастливые дни» мечтал о том, чтобы Самому заняться воспитанием Сына. Но по ряду причин это было невозможно, и первыми наставниками Алексея Николаевича стали мистер Гиббс и месье Жильяр. Впоследствии, когда обстоятельства изменились, Государю удалось осуществить Свое желание.
Он давал уроки Цесаревичу в мрачном доме в Тобольске. Уроки продолжались в нищете и убожестве екатеринбургского заточения. Но, пожалуй, самым важным уроком, который извлекли Наследник и остальные члены Семьи, был урок веры. Именно вера в Бога поддерживала их и давала силы в ту пору, когда Они лишились Своих сокровищ, когда друзья покинули их, когда Они оказались преданными той самой страной, важнее которой для них не существовало на свете ничего.
Марина Кравцова "Воспитание на примере святых Царственных Мучеников"
Единственного сына императора Николая II, дарованного Богом в ответ на долгую, усердную родительскую молитву, наверное, без преувеличения можно назвать самой притягательной и самой неразгаданной детской фигурой в русской истории. «Во время крещения с младенцем произошел замечательный случай, обративший на себя внимания всех присутствующих, - писал игумен Серафим (Кузнецов). - Когда новорожденного цесаревича помазывали святым миром, он поднял свою ручку и простер свои пальчики, как бы благословляя присутствующих». Кем бы мог стать этот мальчик, доживи он до зрелости? Можно лишь предполагать, что для России вымолен был великий царь. Но оборота «если бы» история не знает. И хотя мы понимаем, что фигура юного царевича Алексея слишком ярка и необычна, все-таки обратимся к его светлому образу, желая изыскать во взаимоотношениях этого мальчика с окружающим миром пример для поучения и подражания.
Отношение к женщинам - вот лучший способ проверить благородство мужчины. Он должен к каждой женщине относиться с уважением независимо от того, богатая она или бедная, высокое или низкое занимает общественное положение, и оказывать ей всяческие знаки уважения», - записала в дневнике императрица Александра Феодоровна. Ей можно было писать подобные слова уверенно: пример мужского благородства, рыцарского отношения к женщине был всегда у нее перед глазами - супруг, император Николай П.
Очень важно, что и маленький царевич Алексей с детства мог видеть уважительное отношение к женщинам со стороны человека, авторитет которого был для него бесспорен. Государь не оставлял без внимания даже мелочей, благодаря которым возможно было преподнести сыну урок.
Клавдия Михайловна Битнер, дававшая наследнику уроки в Тобольске вспоминала о нем: в нем были совмещены черты отца и матери. От отца он унаследовал его простоту. Совсем не было в нем никакого самодовольства, надменности, заносчивости. Он был прост. Но он имел большую волю и никогда бы не подчинился постороннему влиянию. Вот государь, если бы он опять взял власть, я уверена, забыл бы и простил поступки тех солдат, которые были известны в этом отношении. Алексей Николаевич, если бы получил власть, этого бы никогда им не забыл и не простил и сделал бы соответствующие выводы.
Он многое понимал и понимал людей. Но он был замкнут и сдержан. Он был страшно терпелив, очень аккуратен, дисциплинирован и требователен к себе и другим. Он был добр, как и отец, в смысле отсутствия у него возможности в сердце причинить напрасно зло. В то же время он был бережлив. Как-то однажды он был болен, ему подали кушанье, общее со всей семьей, которое он не стал есть, потому что не любил это блюдо. Я возмутилась. Как это не могут приготовить ребенку отдельно кушанье, когда он болен. Я что-то сказала. Он мне ответил: "Ну вот еще. Из-за меня одного не надо тратиться".
Анна Танеева: «Жизнь Алексея Николаевича была одной из самых трагичных в истории царских детей. Он был прелестный, ласковый мальчик, самый красивый из всех детей. Родители и его няня Мария Вишнякова в раннем детстве его очень баловали. И это понятно, так как видеть постоянные страдания маленького было очень тяжело; ударится ли он головкой или рукой о мебель, сейчас же появлялась огромная синяя опухоль, показывающая на внутреннее кровоизлияние, причинявшее ему тяжкие страдания. Когда он стал подрастать, родители объяснили ему его болезнь, прося быть осторожным. Но наследник был очень живой, любил игры и забавы мальчиков, и часто было невозможно его удержать. «Подари мне велосипед», - просил он мать. «Алексей, ты знаешь, что тебе нельзя!» - «Я хочу учиться играть в теннис, как сестры!» - ты знаешь, что ты не смеешь играть». Иногда Алексей Николаевич плакал, повторяя: «Зачем я не такой, как все мальчики?».
Его нужно было окружать особым уходом и заботами. Вот почему к нему по предписанию врачей были приставлены в качестве телохранителей два матроса с императорской яхты: боцман Деревенько и его помощник Нагорный. Его учитель и наставник Пьер Жильяр вспоминает: «у Алексея Николаевича была большая живость ума и суждения и много вдумчивости. Он поражал иногда вопросами выше своего возраста, которые свидетельствовали о деликатной и чуткой душе. В маленьком капризном существе, каким он казался вначале, я открыл ребенка с сердцем, от природы любящим и чувствительным к страданиям, потому что сам он уже много страдал».
Воспитание любого мальчика как будущего главы семьи должно заключаться в воспитании ответственности, самостоятельности, умении в нужной ситуации принять решение, ни на кого не оглядываясь. В то же время в нем необходимо воспитывать сострадание и чуткость и важное свойство - умение прислушиваться к мнению Других людей. Мальчика нужно готовить к роли мужа, отца и хозяина дома. Для царевича Алексея таким домом была вся Россия.
«Царица внушила своему сыну, что пред Богом все равны и гордиться своим положением не должно, а надо уметь благородно держать себя, не унижая своего положения» (Игумен Серафим (Кузнецов). «Православный царь-мученик»). Если бы мать не приложила к этому стараний, то положение воспитателя наследника, которое и так было непростым, стало бы еще сложнее.
«Я понимал яснее, чем когда-либо, насколько условия среды мешали успеху моих стараний. Мне приходилось бороться с подобострастием прислуги и нелепым преклонением некоторых из окружающих. И я был даже очень удивлен, видя, как природная простота Алексея Николаевича устояла перед этими неумеренными восхвалениями.
Я помню, как депутация крестьян одной из центральных губерний России пришла однажды поднести подарки наследнику цесаревичу. Трое мужчин, из которых она состояла, по приказу, отданному шепотом боцманом Деревенько, опустились на колени перед Алексеем Николаевичем, чтобы вручить ему свои подношения. Я заметил смущение ребенка, который багрово покраснел. Как только мы остались одни, я спросил его, приятно ли ему было видеть этих людей перед собою на коленях. "Ах нет! Но Деревенько говорит, что так полагается!"
Я переговорил тогда с боцманом, и ребенок был в восторге, что его освободили от того, что было для него настоящей неприятностью».
И. Степанов вспоминает: «В последних числах января 1917 года я был в царском Александровском дворце у гувернера наследника Жильяра, и мы вместе с ним прошли к цесаревичу. Алексей Николаевич с каким-то кадетом оживленно вел игру у большой игрушечной крепости. Они расставляли солдатиков, палили из пушек, и весь их бойкий разговор пестрел современными военными терминами: пулемет, аэроплан, тяжелая артиллерия, окопы и прочее. Впрочем, игра скоро кончилась, и наследник с кадетом стали рассматривать какие-то книги. Затем вошла великая княжна Анастасия Николаевна... Вся эта обстановка детских двух комнат наследника была проста и нисколько не давала представления о том, что тут живет и получает первоначальное воспитание и образование будущий русский царь. На стенах висели карты, стояли шкафы с книгами, было несколько столов, стульев, но все это просто, скромно до чрезвычайности.
Алексей Николаевич, говоря со мной, вспоминал нашу с ним беседу, когда он был в поезде с государем осенью 1915 года на юге России: "Помните, вы мне сказали, что в Новороссии Екатерина Великая, Потемкин и Суворов крепким узлом завязывали русское влияние и турецкий султан навсегда потерял значение в Крыму и южных степях. Мне это выражение понравилось, и я тогда же сказал об этом папе. Я всегда ему говорю, что мне нравится".
Особенно ярко проявилось то, что мальчик много заботился о России, но мало - о себе, в эпизоде, рассказанном Жильяром. Однако скромность маленького царевича совершенно не мешала его осознанию себя наследником престола. Довольно известен эпизод, о котором рассказала С. Я. Офросимова: «Цесаревич не был гордым ребенком, хотя мысль, что он будущий царь, наполняла все его существо сознанием своего высшего предназначения. Когда он бывал в обществе знатных и приближенных к государю лиц, у него появлялось сознание своей царственности.
Однажды цесаревич вошел в кабинет государя, который в это время беседовал с министром. При входе наследника собеседник государя не нашел нужным встать, а лишь, приподнявшись со стула, подал цесаревичу руку. Наследник, оскорбленный, остановился перед ним и молча заложил руки за спину; этот жест не придавал ему заносчивого вида, а лишь царственную, выжидающую позу. Министр невольно встал и выпрямился во весь рост перед цесаревичем. На это цесаревич ответил вежливым пожатием руки. Сказав государю что-то о своей прогулке, он медленно вышел из кабинета, государь долго глядел ему вслед и наконец с грустью и гордостью сказал: "Да. С ним вам не так легко будет справиться, как со мной"».
Согласно воспоминаниям Юлии Ден, Алексей, будучи еще совсем маленьким мальчиком, уже осознавал, что он наследник: «Ее величество настаивала на том, чтобы цесаревича, как и его сестер, воспитывали совершенно естественно. В повседневной жизни наследника все происходило буднично, без всяких церемоний, он был сыном родителей и братом своих сестер, хотя подчас было забавно наблюдать за тем, как он изображает из себя взрослого. Однажды, когда он играл с великими княжнами, ему сообщили, что во дворец пришли офицеры его подшефного полка и просят разрешения повидаться с цесаревичем. Шестилетний ребенок, тотчас оставив возню с сестрами, с важным видом заявил: "Девицы, уйдите, у наследника будет прием"».
Клавдия Михайловна Битнер рассказывала: «Я не знаю, думал ли он о власти. У меня был с ним разговор об этом. Я ему сказала: "А если вы будете царствовать?" Он мне ответил: "Нет, это кончено навсегда". Я ему сказала: "Ну, а если опять будет, если вы будете царствовать?" Он мне ответил: "Тогда надо устроить так, чтобы я знал больше, что делается кругом". Я как-то его спросила, что бы тогда он сделал со мной. Он сказал, что он построил бы большой госпиталь, назначил бы меня заведовать им, но сам приезжал бы и "допрашивал" обо всем, все ли в порядке. Я уверена, что при нем был бы порядок».
Да, можно полагать, что при государе Алексее Николаевиче был бы порядок. Этот царь мог бы быть очень популярен в народе, так как воля, дисциплинированность и осознание собственного высокого положения сочетались в натуре сына Николая II с добросердечием и любовью к людям.
А. А. Танеева: «Наследник принимал горячее участие, если и у прислуги стрясется какое-нибудь горе. Его величество был тоже сострадателен, но деятельно это не выражал, тогда как Алексей Николаевич не успокаивался, пока сразу не поможет. Помню случай с поваренком, которому почему-то отказали в должности. Алексей Николаевич как-то узнал об этом и приставал весь день к родителям, пока не приказали поваренка снова взять обратно. Он защищал и горой стоял за всех своих».
Я. Офросимова: «Наследник цесаревич имел очень мягкое и доброе сердце. Он был горячо привязан не только к близким ему лицам, но и к окружающим его простым служащим. Никто из них не видел от него заносчивости и резкого обращения. Он особенно скоро и горячо привязался именно к простым людям. Любовь его к дядьке Деревенько была нежной, горячей и трогательной. Одним из самых больших его удовольствий было играть с детьми дядьки и быть среди простых солдат. С интересом и глубоким вниманием вглядывался он в жизнь простых людей, и часто у него вырывалось восклицание: "Когда я буду царем, не будет бедных и несчастных, я хочу, чтобы все были счастливы".
Любимой пищей цесаревича были "щи и каша и черный хлеб, которые едят все мои солдаты", как он всегда говорил. Ему каждый день приносили пробу щей и каши из солдатской кухни Сводного полка; цесаревич съедал все и еще облизывал ложку. Сияя от удовольствия, он говорил: "Вот это вкусно - не то, что наш обед". Иногда почти ничего не кушая за царским столом, он тихонько пробирался со своей собакой к зданиям царской кухни и, постучав в стекло окон, просил у поваров ломоть черного хлеба и втихомолку делил его со своей кудрявой любимицей».
П. Жильяр: «Мы выезжали тотчас после завтрака, часто останавливаясь у выезда встречных деревень, чтобы смотреть, как работают крестьяне. Алексей Николаевич любил их расспрашивать; они отвечали ему со свойственными русскому мужику добродушием и простотой, совершенно не подозревая, с кем они разговаривали».
Безмерно много для воспитания в сыне внимания и сострадания к людям сделал сам государь император Николай. Жильяр вспоминал о времени, когда Царевич находился с государем в Ставке: «На возвратном пути, узнав от генерала Иванова, что неподалеку находится передовой перевязочной пункт, государь решил прямо проехать туда.
Мы въехали в густой лес и вскоре заметили небольшое здание, слабо освещенное красным светом факелов. Государь, сопутствуемый Алексеем Николаевичем, вошел в дом, подходил ко всем раненым и с большой добротой с ними беседовал. Его внезапное посещение в столь поздний час и так близко от линии фронта вызвало изумление, выражавшееся на всех лицах. Один из солдат, которого только что вновь уложили в постель после перевязки, пристально смотрел на государя, и, когда последний нагнулся над ним, он приподнял единственную свою здоровую руку, чтобы дотронуться до его одежды и убедиться, что перед ним действительно царь, а не видение. Алексей Николаевич стоял немного позади своего отца. Он был глубоко потрясен стонами, которые он слышал, и страданиями, которые угадывал вокруг себя».
Наследник обожал отца, и государь в «счастливые дни» мечтал о том, чтобы самому заняться воспитанием сына. Но по ряду причин это было невозможно, и первыми наставниками Алексея Николаевича стали мистер Гиббс и месье Жильяр. Впоследствии, когда обстоятельства изменились, государю удалось осуществить свое желание.
Он давал уроки цесаревичу в мрачном доме в Тобольске. Уроки продолжались в нищете и убожестве екатеринбургского заточения. Но, пожалуй, самым важным уроком, который извлекли наследник и остальные члены семьи, был урок веры. Именно вера в Бога поддерживала их и давала силы в ту пору, когда они лишились своих сокровищ, когда друзья покинули их, когда они оказались преданными той самой страной, важнее которой для них не существовало на свете ничего.
Государь Николай II с сыном, 1904 год
Николай II на берегу Финского залива. Слева- Цесаревич Алексей, справа - Великая Княжна Анастасия, фото 1907 г.
Укладка поленьев, фото 1908 год
Алексей подметает дорожку в парке. (Царское Село), фото 1908 г.
Алексей в морской форме. Петербург, фото 1909 г.
На скамейке в Александровском парке (Царское Село), фото 1909
С первых дней царствования Николай II мечтал о наследнике. Господь, же посылал императору только дочек.
Цесаревич родился 12 августа 1904 года. Наследник русского престола появился на свет через год, после Саровских торжеств. Вся царская семья горячо молилась о рождении мальчика. Алексей унаследовал все лучшее от отца и матери.
Родители сильно любили его, он отвечал им большой взаимностью. Отец же был для Алексея Николаевича настоящим кумиром. Юный царевич старался подражать ему во всем.
Как назвать новорожденного, царская чета даже и не задумывалась. Николай II давно хотел назвать своего будущего наследника Алексеем.
Царь говорил, что «пора нарушить линию Александров и Николаев». Также Николаю II была симпатична личность , и император хотел назвать сына в честь великого предка.
Юный царевич обладал прекрасными волосами, большими серо-синими глазами, кожа лица была нежно розовой, а на пухленьких щечках виднелись очаровательные ямочки. Когда на его лице сияла улыбка, её нельзя было назвать иначе, как ангельской. Он был красивым ребенком. Те, кто видел наследника в первые годы его жизни, единогласно отмечали это.
Императрица Александра Федоровна Романова уделяла много времени сыну. Она купала его, играла и ухаживала за ним. Чуткость и забота матери были необходимы ребенку. Как оказалось позже, царевич был болен гемофилией. Болезнь стала серьезным ударом для царской семьи и всего государства.
Чтобы огородить ребенка от ушибов и других травм, которые из-за болезни могли причинить ребенку сильную боль, к нему приставили няню - Марию Ивановну Вишнякову. Позже воспитанием царевича занимались боцман Деревенько, а помогал ему Нагорный и лакей Седнев. Все трое были приставлены к ребенку в качестве дядек. В обязанность этих людей входило постоянно быть с ребенком, и следить за его действиями.
Несмотря на болезнь, царевич рос неприхотливым ребенком. Не капризничал, не проявлял ни злобы, ни раздражения. Его окружали простые русские люди, которые оказали большое влияние на формирования внутреннего мира наследника.
Алексей очень любил людей, старался им помочь, никогда не оставался равнодушным. Особенно жалел тех, кто, по его мнению, был не справедливо обижен, говорил, что когда он будет царствовать, то в России не станет бедных и несчастных. Он говорил: «Я хочу, что бы все были счастливы».
В общение Алексей был искренен и прост. Больше всего не любил ложь. Обладал решительным, но вместе с тем мягким и ласковым характером. Он ильно любил все русское, был настоящим патриотом. Царевич был шефом всех казачьих войск. Казаки любили своего юного атамана и своего будущего императора.
Описывает один случай, который произошел в момент, когда наследнику было всего-то полтора года. В январе 1907 года Николай II решил показать своего наследника лейб-гвардии Атаманскому полку. Краснов же был командиром одной из сотни. Когда Император с сыном проходили мимо казаков, то Краснов заметил, как у казаков из его сотни закачались шашки. Досада съежилась в сердце Краснова, «неужели устали!» - подумал он.
Петр пошел вслед за государем, и узрел, как наклонился и штандарт, а по лицу сурового вахмистра потекли слезы. Государь с наследником шел вдоль казаков. Казаки плакали, качались шашки в могучих русских руках… «Остановить это качания я не мог и не хотел» - вспоминал Краснов. Этот случай показывает преданность и любовь казаков к царевичу Алексею.
Однажды, в возрасте шести лет, наследник увлеченно играл со своими сестрами. И тут ему сообщили, что пришли казаки, и желают видеть его. Он сразу же прекратил все игры, и принял гостей.
Из игрушек царевич признавал только солдатиков. Уж очень нравилось ему с ними возиться. Нравилась ему и солдатская еда. То, что давали за царским столом, Алексей ел не всегда. Тайком от родителей он убегал на царскую кухню, где просил черного хлеба и обычных щей. Такую еду едят мои любимые солдаты - говорил царевич, хочу как они.
Царевич взрослел, надо было учиться. Но всерьез взяться за науку мешала болезнь. Однажды он неаккуратно прыгнул в лодку и у него началось внутреннее кровотечение. Болезнь проходила очень тяжело, но он выжил.
Выздоровление проходило медленно. После окончательного выздоровления, царевич всерьез засел за науку. Как отмечали учителя, наследник был очень умен, и как его сестра , схватывал все на лету.
Вскоре грянула революция. После неё был подвал Ипатьевского дома в Екатеринбурге, где наследник русского престола вместе с семьей был зверски убит 17.07.1918г. Цесаревич Алексей, как и другие члены его семьи, причислен к лику святых.
Загрузка...