Почему булгаков писал письмо сталину. Контрактная система

В Испании выходит книга известного российского писателя и историка Виталия Шенталинского, в которой опубликованы письма Михаила Булгакова и Евгения Замятина Иосифу Сталину.

"Первое, что поражает в письмах Булгакова и Замятина (очень разных: булгаковские полны сомнений, замятинские более прямолинейны), - что они просят не о помощи, хотя живут в бедности, холоде и нужде, но о прекращении преследований и молчания, на которые их обрекают власти, издательства, товарищи из мира культуры", - цитирует материал El Pais сайт InoPressa.ru .

Благодаря вмешательству Горького Замятин покинет СССР и умрет через пять лет в Париже, Булгаков же останется во внутренней ссылке и будет терпеть запреты, оскорбления, угрозы, манипуляции с его текстами и похищения рукописей, пишет газета. Булгаков тоже просит Сталина разрешить ему с женой покинуть СССР, так как для него "невозможность писать равносильна погребению заживо". В апреле 1930 года Сталин позвонил Булгакову домой, сказав ему устроиться на работу в МХАТ и предложив встретиться. Но эта встреча так никогда и не состоялась, а Булгаков жил между депрессией и умопомешательством из-за контрастного душа, который устраивали ему советские власти по приказу Сталина, пишет газета.

За несколько недель до смерти Булгаков заканчивает свой шедевр и один из величайших романов ХХ века "Мастер и Маргарита", полностью опубликованный в СССР только в 1989 году. Ему не суждено было узнать, какой эффект произвела содержащаяся в "Мастере и Маргарите" аналогия между Сталиным и Сатаной, отмечает корреспондент Хоакин Эстефаниа.

Историк Шенталинский допускает, что некоторые письма Булгакова так никогда и не были отправлены адресату. Он подписывал их псевдонимом "Тарзан" и пытался наладить личные связи со Сталиным, пишет газета. Шенталинский полагает, что это было вызвано смесью наивности, раболепства, мазохизма и восхищения. "Парализующий страх оставил свой отпечаток на жизни многих интеллектуалов до смерти Сталина в марте 1953 года. Эти письма - отражение этого страха и потребности бежать от него", - пишет газета. По мнению издания, исследования Шенталинского и эти письма "помогают понять природу сталинизма и банализации Зла".

Из писем Михаила Булгакова Иосифу Сталину

Телефонный разговор Михаила Булгакова с Иосифом Сталиным, о котором идет речь в статье испанской газеты, состоялся 18 апреля 1930 года. А вызван он был письмом писателя Генеральному секретарю ЦК ВКП(б). Это письмо стало криком души писателя, которому в 1929-30 годах не дали поставить ни одной пьесы и не дали опубликовать ни одной строчки.

В том письме правительству СССР, датированном 28 марта 1930 года, Михаил Булгаков, рассказывая о своем положении, писал: "ныне я уничтожен", "вещи мои безнадежны", "невозможность писать равносильна для меня погребению заживо". Цитируя разгромные отзывы на свои произведения, он защищался:
"Я доказываю с документами в руках, что вся пресса СССР, а с нею вместе и все учреждения, которым получен контроль репертуара, в течение всех лет моей литературной работы единодушно и с необыкновенной яростью доказывали, что произведения Михаила Булгакова в СССР не могут существовать.
И я заявляю, что пресса СССР совершенно права...
Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, мой писательский долг...
И, наконец, последние мои черты в погубленных пьесах "Дни Турбиных", "Бег" и в романе "Белая гвардия": упорное изображение русской интеллигенции, как лучшего слоя в нашей стране… Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией.
Но такого рода изображения приводят к тому, что автор их в СССР, наравне со своими героями, получает - несмотря на свои великие усилия стать бесстрастно над красными и белыми - аттестат белогвардейца, врага, а, получив его, как всякий понимает, может считать себя конченным человеком в СССР...
Я прошу правительство СССР приказать мне в срочном порядке покинуть пределы СССР в сопровождении моей жены Любови Евгеньевны Булгаковой.
Я обращаюсь к гуманности Советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя, в отечестве, великодушно отпустить на свободу...".

И вот после такого крика души 18 апреля 1930 года около 19 часов в квартире Михаила Булгакова раздался телефонный звонок. Трубку сняла его супруга Любовь Булгакова (Белозерская). Услышав, что звонок из ЦК, она позвала супруга. Булгаков счел это розыгрышем, поэтому подошел к трубке раздраженный.
Секретарь: Михаил Афанасьевич Булгаков?
Булгаков: Да, да.
Секретарь: Сейчас с Вами товарищ Сталин будет говорить.
Булгаков: Что? Сталин?
...Прошло 2-3 минуты...
Сталин: C Вами Сталин говорит. Здравствуйте, товарищ Булгаков.
Булгаков: Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.
Сталин: Мы Ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… А, может быть, правда - Вы проситесь за границу? Что, мы Вам очень надоели?
Булгаков (растерянно и не сразу): ...Я очень много думал в последнее время - может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.
Сталин: Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?
Булгаков: Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.
Сталин: А Вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с Вами.
Булгаков: Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с Вами поговорить.
Сталин: Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю Вам всего хорошего.

Встреча Булгакова со Сталиным так и не состоялась. Но 19 апреля 1930 года Булгаков был зачислен ассистентом-режиссером во МХАТ. И еще устроился в ТРАМ (Театр рабочей молодежи). Впрочем, пьесы так и не ставили.

30 мая 1931 года в другом письме Сталину Булгаков писал:
"С конца 1930 года я хвораю тяжелой формой нейрастении с припадками страха и предсердечной тоски, и в настоящее время я прикончен.
Во мне есть замыслы, но физических сил нет, условий, нужных для выполнения работы, нет никаких. Причина болезни моей мне отчетливо известна.
На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру. Нелепый совет. Крашеный ли волк, стриженый ли волк, он все равно не похож на пуделя. Со мной и поступили как с волком. И несколько лет гнали меня по правилам литературной садки в огороженном дворе. Злобы я не имею, но я очень устал. Ведь и зверь может устать.
Зверь заявил, что он более не волк, не литератор. Отказывается от своей профессии. Умолкает. Это, скажем прямо, малодушие.
Нет такого писателя, чтоб он замолчал. Если замолчал, значит, был не настоящий. А если настоящий замолчал - погибнет"...

Правда, Сталин побывал раза два на постановке пьесы Булгакова "Зойкина квартира", отметив: "Хорошая пьеса! Не понимаю, совсем не понимаю, за что ее то разрешают, то запрещают. Хорошая пьеса, ничего дурного не вижу". А в феврале 1932 года Сталин, посмотрев не понравившуюся ему пьесу Афиногенова "Страх", сказал представителям театра: "Вот у вас была хорошая пьеса "Дни Турбиных" - почему она не идет?... Хорошая пьеса, ее нужно ставить, ставьте". Последовало распоряжение восстановить постановку.

Кроме восстановленных "Дней Турбиных" во МХАТе последовала давно ожидаемая постановка его пьесы "Кабала святош", (которую все же вскоре сняли из репертуара). Разрешаются к постановке инсценированные Булгаковым "Мертвые души".

Но все это время Булгаков ищет встречи со Сталиным, в надежде в диалоге объяснить свою позицию и понять позицию его. В одном письме он даже попросил Сталина "стать моим первым читателем". Но больше никаких контактов с вождем нет.

В 1934 году Булгаковых вызывают в горисполком, чтобы заполнить бумаги на выезд из СССР. Булгаков обрадован и считает, что заточение закончилось и "Значит, увижу свет!". Но через несколько дней он получает официальный отказ.

И Булгаков вновь пишет письмо лично Сталину с просьбой о заступничестве.
Ответа нет.

В 1938 году Булгаков в очередном письме к Сталину заступается за поэта и драматурга Николая Робертовича Эрдмана, которому не разрешали вернуться в Москву после ссылки в Сибирь.
Ответа нет.

В 1939 году Булгакову предоставили место либреттиста в Большом театре, там же он работает в качестве переводчика. И как-то раз на спектакле "Иван Сусанин" Булгаков увидел в ложе Сталина. Но Сталин не обратил на него внимания

Знакомые советуют Булгакову: "Пишите агитационную пьесу... Сколько это может продолжаться? Надо сдаваться, все сдались. Один вы остались. Это глупо". И Булгаков пытается сделать шаг навстречу - пишет пьесу "Батум" о молодом Иосифе Джугашвили. Но попытка проваливается.

Когда Булгаков с режиссером и актерами, участвующими в постановке "Батум", отправляются в Грузию, чтобы на месте познакомиться с историческими местами, в поезд доставляют телеграмму, в которой сообщалось, что "надобность в поездке отпала, возвращайтесь в Москву".

Оказывается Сталин во время посещения МХАТа сказал Немировичу-Данченко, что "пьесу "Батум" он считает очень хорошей, но "ставить ее нельзя".

"Люся, - сказал тогда Булгаков жене, - он подписал мне смертный приговор".

В октябре 1939 года отчаявшийся Булгаков написал завещание. Он уже болен. Коллеги и знакомые написали письмо в правительство с просьбой отпустить Булгакова в Италию на лечение.
Ответа нет.

В тот же день в его квартире раздался звонок. Звонили из секретариата Сталина:
Секретарь: Что, товарищ Булгаков умер?
Л.Булгакова: Да, умер.
На том конце провода положили трубку.


Сталин - шекспировский герой. Масштаб личности этого политика не оставлял равнодушными художников XX века. Они наблюдали как заворожённые, а ещё отдавали себя в его руки. Вертинский и Булгаков, что у них общего? - Страна и Сталин.

Сталин - читатель

Иосифа Сталина по праву можно считать самым образованным руководителем страны Советов. Он знал немецкий и неплохо владел английским. Сталин хорошо был знаком с классической литературой, увлекался философией. В свои официальные речи с удовольствием вставлял цитаты Чехова, Гоголя, Грибоедова, Пушкина и Толстого. А вот Достоевского не любил.

После смерти вождя на «Ближней даче» остались 10 тысяч томов. Его личная библиотека. Никита Хрущёв прикажет утилизировать все книги. Сохранятся только те, на обложках которых много пометок Сталин сделал собственноручно. Нет сомнений, что этот руководитель партийного аппарата имел тонкий вкус к искусству. А в юные годы Иосиф Джугашвили и сам писал поэтические строки. Вот как заканчивается его ранее стихотворение:

Но люди, забывшие Бога,
Хранящие в сердце тьму,
Вместо вина отраву
Налили в чашу ему.

Сказали ему: «Будь проклят!
Чашу испей до дна!..
И песня твоя чужда нам,
И правда твоя не нужна!» (с.)


Так как же складывались его отношения с художниками двадцатого столетия? Диктатор создавал сложные условия для жизни творческих людей. Цензура, преследования, ограничения. Его авторитету пьедесталом служил страх. Но только ли страх? Читавшие Шекспира буржуа часто проводили параллели с шекспировскими героями. Чем не Ричард III? Масштаб и загадка в этом человеке завораживали думающий класс.

Булгаков. Оторопь


Булгаков... В последние годы страдавший от неврастении, боявшийся переходить улицу без сопровождения жены, затравленный и больной, казалось, должен был Сталина ненавидеть, а вместо этого писал его портрет на страницах своих произведений.

В 1920-х годах Михаил Булгаков предпринимал попытки к иммиграции, но переезд не состоялся из-за серьёзных проблем со здоровьем. Писатель остаётся под советским гнётом. Впереди годы лишений, страхов, не востребованности. По одной из версий Булгаков выпишет образ Сталина в романе «Мастер и Маргарита». И сам Булгаков воспринимал вождя как сложного героя, его оценка появится в пьесе «Батум». Сталин останется недоволен описанием своей юности и запретит эту пьесу.


Однако Булгаков желает показать - дьявол уже среди нас. Хоть он ещё не абсолютное зло. Размах писательской беды Булгакова таков: премьера «Дней Турбиных» во МХАТЕ получила ошеломительный успех. У зрителей истерики, обмороки. Люди просто не могут справиться с эмоциями. Есть свидетельства, что сам Иосиф Виссарионович смотрел спектакль 10 раз. А вместе с тем чудовищные рецензии в прессе.

Луначарский распорядился растоптать и раздавить мелкобуржуазного автора. Затем последует обыск в квартире, конфискация рукописи «Собачье сердце» и дневника. Пьесу «Бег» ставить строго запрещено. Первую редакцию романа «Мастера и Маргарита» Булгаков разорвал и сжёг. А затем написал об этом советскому правительству. 28 марта 1930 года Булгаков попросит «сильных мира» об отъезде из страны: «Я обращаюсь к гуманности советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя, в отечестве, великодушно отпустить на свободу».

18 апреля этого же года в квартире писателя зазвонит телефон. Голос нельзя не узнать. На другом конце провода Иосиф Сталин: «Мы Ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… А, может быть, правда – Вы проситесь за границу? Что, мы Вам очень надоели?».

И Булгаков растерялся, спасовал. О своём ответе будет сожалеть всю жизнь. Мощь собеседника заставила его отступить. Ответит, что русский писатель не может жить без Родины, и этим решит свою судьбу. Останется в Союзе, будет уважать и бояться.

Вертинский. Личный соловей


Другого художника, а если быть точнее поэта, певца и артиста Александра Вертинского Сталин вернёт в страну. Просто потому что любит его песни. На тот момент артист прожил в эмиграции 25 лет. Периодически отправлял просительные письма о возвращении, а в 43 году его просьбе решено удовлетворить. Весьма популярный за рубежом певец с радостью возвращается с молодой женой и дочкой на Родину. Но приём его удивит. Сталин даст ему жильё и не будет мешать выступать с концертами, вот только радио и газеты будут молчать. О записи новых пластинок не может быть и речи. А это значит, что семья артиста лишена авторских отчислений. Хлеб приходится добывать натурой. Вертинский давал 24 концерта в месяц и отправлялся в самые дальние уголки страны.

Вертинский жалобно говорил о себе так: «Я существую на правах публичного дома: все ходят, но в обществе говорить об этом не прилично».

Парадокс в том, что у него самый влиятельный в стране, а может и в мире поклонник. То, что Иосиф Сталин очень любил слушать Вертинского известный факт.

Лишь раз в Союзе Вертинский побывал в студии звукозаписи. Приказ – петь. А рядом невозмутимые вооружённые охранники. Единственная пластинка с композициями певца записана была специально для руководящего состава. За нередко высылали машину. Маршрут лежал прямо в Кремль. Певец вспоминал, что его приводили в просторный кабинет. Стол был накрыт для одного. Из-за шторы бесшумно выходил ОН. Вертинский пел, репертуар выбирал самостоятельно. Артисту казалось, что особенно благосклонно Сталин слушал его экзотические песенки. И в таинственном кабинете часто звучало:


Когда поет и плачет океан
И гонит в ослепительной лазури
Птиц дальний караван...
В бананово-лимонном Сингапуре, в бури,
Когда у Вас на сердце тишина,
Вы, брови темно-синие нахмурив,
Тоскуете одна.
(с.)

Затем слушатель безмолвно вставал и скрывался из виду – это значило, что концерт окончен. За такие выступления Вертинскому не платили, но раз в год всё та же чёрная машина привозила дорогие подарки, например, китайский сервиз. Сталин наслаждался талантом артиста в одиночестве. И не собирался делиться удовольствием со страной. В свою очередь Вертинский гордился собой, но об этих встречах помалкивал. Уважал и боялся.

Продолжая тему взаимоотношений Сталина с деятелями культуры, рассказ о том, .

В июле 1929 года М.А. Булгаков обращается к «Генеральному Секретарю партии И.В. Сталину, Председателю Ц. И. Комитета М.И. Калинину, Начальнику Главискусства А.И. Свидерскому, Алексею Максимовичу Горькому» с ЗАЯВЛЕНИЕМ, в котором пишет, что — «не будучи в силах более существовать, затравленный, зная, что ни печататься, ни ставиться более в пределах СССР» ему нельзя, и «доведенный до нервного расстройства», он обращается ко всем вышепоименованным лицам (а по существу, конечно, к Сталину) с просьбой — «ОБ ИЗГНАНИИ МЕНЯ ЗА ПРЕДЕЛЫ СССР ВМЕСТЕ С ЖЕНОЮ МОЕЙ Л.Е. БУЛГАКОВОЙ, которая к прошению этому присоединяется».

30 июля того же года начальник Главискусства РСФСР А.И. Свидерский докладывает секретарю ЦК ВКП(б) А.П. Смирнову о своей встрече и продолжительной беседе с Булгаковым. Сообщает, что тот произвел на него впечатление человека затравленного и обреченного и даже нервно не вполне здорового. По его впечатлению, Булгаков хочет, во всяком случае, готов сотрудничать с советской властью, но ему «не дают и не помогают в этом». При таких условиях он считает, что просьба писателя о высылке его с женой из страны является справедливой и ее надо удовлетворить.

3 августа того же года секретарь ЦК А.П. Смирнов пересылает Молотову заявление Булгакова и письмо Свидерского и просит разослать их членам и кандидатам Политбюро. Сам он при этом высказывается в том смысле, что отношение к Булгакову надо изменить. Не травить его, а «перетянуть на нашу сторону». Что же касается просьбы писателя о высылке его за границу, то ее надо отклонить, поскольку «выпускать его за границу с такими настроениями — значит увеличивать число врагов».

28 марта 1930 года Булгаков, не дождавшись никакого ответа на свое «Заявление», пишет душераздирающее послание «Правительству СССР» (по существу, конечно, Сталину), в котором пишет:

- Я обращаюсь к гуманности советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя, в отечестве, великодушно отпустить на свободу.

14 апреля — то есть через две недели, после того как он отправил это письмо, — застрелился Маяковский.

Сталин звонит Булгакову 18-го — на другой день после похорон покончившего с собой поэта.

Не может быть сомнений, что между этими двумя событиями есть прямая связь.

После потрясшего страну и мир самоубийства Маяковского Сталину только не хватало еще одного самоубийства доведенного до отчаяния известного писателя.

Цель, которую Сталин хотел достичь этим своим звонком, очевидна. Надо было успокоить находившегося в нездоровом нервном состоянии драматурга, как-то разрядить ситуацию, — если не разрешить, так хоть смягчить ее.

Разрешить эту ситуацию, то есть развязать этот трагический узел, Сталин не мог. Ведь развязать его можно было лишь двумя способами.

«Я прошу принять во внимание, что невозможность писать равносильна для меня погребению заживо», — писал в своем письме Булгаков.

То же самое — слово в слово — год спустя напишет ему Замятин: ...приговоренный к высшей мере наказания — автор настоящего письма обращается к Вам с просьбой о замене этой меры другою.

Невозможность писать и печататься для художника — смерть. Альтернатива этой высшей мере наказания» может быть только одна: высылка за границу.

Но дать команду печатать Булгакова и ставить его пьесы Сталин не мог. (О том, почему не мог — чуть позже.) А почему не мог удовлетворить его просьбу о высылке из СССР, мы уже знаем: «Выпускать его за границу с такими настроениями — значит увеличивать число врагов».

Что ему оставалось делать в этой ситуации?

Только одно: принять вариант, который предложил ему в своем письме сам Булгаков:

Я прошу о назначении меня лаборантом-режиссером в 1-й Художественный Театр — в лучшую школу, возглавляемую мастерами К.С. Станиславским и В.И. Немировичем-Данченко.

Если меня не назначат режиссером, я прошусь на штатную должность статиста. Если и статистом нельзя — я прошусь на должность рабочего сцены.

Если же и это невозможно, я прошу Советское Правительство поступить со мной, как оно найдет нужным, но как-нибудь поступить, потому что у меня, драматурга, написавшего 5 пьес, известного в СССР и за границей, налицо, В ДАННЫЙ МОМЕНТ, — нищета, улица и гибель.

Это была истерика. Или, если угодно, метафора. Не всерьез же он предлагал назначить себя на должность статиста или рабочего сцены.

Услышав первую фразу Сталина: «Мы ваше письмо получили... Вы будете по нему благоприятный ответ иметь», — он преисполнился надежд.

Благоприятным ответом для него мог быть только один: снятие запрета на его пьесы. То есть — отмена «высшей меры наказания». Или — на крайний случай — замена этой «высшей меры» другой: высылкой за границу.

На этот — альтернативный вариант «благоприятного ответа» Сталин намекнул следующей своей фразой: «А может быть, правда — вы проситесь за границу? Что мы вам — очень надоели?»

Обнадеженный уверением вождя, что ответ на его письмо будет благоприятный, то есть надеясь на отмену запрета на свои пьесы,

Булгаков отвечает:

— Я очень много думал в последнее время — может ли русский писатель жить вне Родины. И мне кажется, что не может.

Ответ вождю понравился:

— Вы правы. Я тоже так думаю.

Ну вот! Слава богу! Сейчас, значит, последует этот обещанный ему благоприятный ответ».

И тут — как ушат холодной воды на голову:

— Вы где хотите работать? В Художественном театре?

Обескураженный Булгаков мямлит:

— Да, я хотел бы... Но они...

Смертный приговор не отменен. А от замены «высшей меры» высылкой за границу он только что сам отказался.

В чем же, в таком случае, состоит этот обещанный ему «благоприятный ответ»? Только в том, что с голоду умереть не дадут?

Это был полный крах.

В ответ на свое душераздирающее письмо Булгаков, в сущности, НЕ ПОЛУЧИЛ НИЧЕГО.

Казалось бы, тут впору впасть уже в совершеннейшее отчаяние. Но вопреки логике и здравому смыслу этот разговор со Сталиным не только не ослабил, но даже упрочил его надежды на благоприятное решение его писательской судьбы.

Спустя год (в июле 1931 года) он пишет Вересаеву:

У гражданина шли пьесы, ну, сняли их, и в чем дело? Почему этот гражданин, Сидор, Петр или Иван, будет писать и во ВЦИК и в Наркомпрос, и всюду всякие заявления, прошения, да еще об загранице?! А что ему за это будет? Ничего не будет. Ни плохого, ни хорошего. Ответа просто не будет. И правильно, и резонно. Ибо ежели начать отвечать всем Сидорам, то получится форменное вавилонское столпотворение.

Вот теория, Викентий Викентьевич! Но только и она никуда не годится. Потому что в самое время отчаяния, нарушив ее, по счастью, мне позвонил генеральный секретарь год с лишним назад. Поверьте моему вкусу: он вел разговор сильно, ясно, государственно и элегантно. В сердце писателя зажглась надежда: оставался только один шаг — увидеть его и узнать судьбу. (М. Булгаков. Собрание сочинений в пяти томах. Том пятый. М. 1990. Стр. 461—462)

Здравствуйте, Иосиф Виссарионович. - Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… А может быть, правда - вы проситесь за границу? Что, мы вам очень надоели?

Автор «Мастера и Маргариты» - одна из самых загадочных фигур в нашей культурной истории. Сегодня Anews хочет поподробнее разобраться в судьбе Михаила Афанасьевича Булгакова. Имела ли место мистика в его жизни? Как писатель боролся с наркозависимостью? И какую роль сыграл в его судьбе Иосиф Сталин?

Наркозависимость и аборт своими руками

Одним из главных «скандальных» аспектов биографии Булгакова является его увлечение наркотическими веществами. Действительно, писатель имел эту вредную привычку, причем приобрел ее довольно рано - в 1913 году, учась на врача, он попробовал кокаин.

Но по-настоящему серьезно на здоровье Булгакова сказалось употребление морфия. Врач по профессии, он приехал на практику в село Никольское Смоленской губернии, и как-то летом 1917 года принял больного дифтерией младенца. Пытаясь спасти ребенка, Булгаков разрезал ему горло и через трубку отсасывал дифтеритные пленки. А потом, чтобы обезопаситься, ввел себе противодифтерийную вакцину. Действие вакцины вызвало зуд и сильные боли - для их облегчения молодой доктор и начал применять инъекции морфина.

От болей удалось избавиться, но платой за это стала зависимость. Также считается, что писатель тяжело переносил жизнь в глуши и принимал наркотики от скуки. В зависимость же Булгаков не верил, утверждая, что врач не может стать наркоманом благодаря своим знаниям.

Спустя нескольких месяцев у писателя начались ломки и приступы безумия, в ходе которых он гонялся с револьвером за женой, требуя принести дозу.

Из-за этого Булгаков начал пытаться избавляться от зависимости, выкуривая папиросы с опиумом и уменьшая дозы. Помогла ему и супруга Татьяна Лаппа, в тайне разбавлявшая морфий дистиллированной водой, постепенно увеличивая ее соотношение к наркотику.

Проблемы мужа обрекли Татьяну на поистине страшные испытания. Писатель Юрий Воробьевский , автор книги «Неизвестный Булгаков», рассказывал:

«Татьяна Николаевна, первая жена Булгакова, вспоминала, как сообщила тогда мужу о беременности. Тот ответил: «В четверг проведу операцию. Я врач и знаю, какие дети бывают у морфинистов». Правда, таких операций ему делать еще не приходилось. Прежде чем натянуть перчатки, он долго листал медицинский справочник. Операция длилась долго. Жена поняла: что-то пошло не так. «Детей у меня теперь никогда не будет», - тупо подумала она».

Детей у Татьяны, сделавшей первый аборт еще в 1913-м, действительно больше не было. Как, впрочем, не появилось их и у Булгакова, который расстался со своей верной спутницей, жившей с ним в легендарной «нехорошей квартире», в 1924 году. Тогда писатель увлекся стильной и раскованной светской львицей Любовью Белозерской, поначалу даже предлагавшей супругам жить втроем, на что Лаппа ответила возмущенным отказом. Белозерская же вышла за писателя замуж, но через 6 лет последовал развод - считается, что яркая женщина не слишком уделяла внимание уюту супруга.

Долгое время полагали, что к началу 20-х годов писателю удалось победить склонность к наркотикам, но в 2015 году группа ученых из Израиля и Италии проанализировала 127 случайно отобранных страниц оригинальной рукописи романа «Мастер и Маргарита». На старой бумаге они обнаружили значительные следы морфина, от 2 до 100 нанограммов на квадратный сантиметр.

На странице с наибольшим количеством морфина находится план повествования, который автор не раз переделывал. Эта находка позволила предположить, что в последние годы жизни писатель вернулся к смертельному пристрастию.

Могильный камень, пожар и призрак Гоголя

В народной памяти фигура Булгакова традиционно окутана мистическим флером. Одна из легенд связана как раз с наркотической зависимостью писателя и включает еще одного выдающегося литератора - Николая Гоголя.

В своем дневнике Булгаков писал, как, мучившись от очередной ломки, вдруг увидел вошедшего в комнату «низенького остроносого человечка с маленькими безумными глазами» - тот склонился над кроватью страдавшего и зло пригрозил ему пальцем.

Считается, что описанным пришельцем был именно Гоголь, и что после его визита наркозависимость начала стремительно сходить на нет.

Естественно, легенды связывают Булгакова и с персонажами «Мастера и Маргариты» - и в частности, с котом Бегемотом.

Согласно одной из историй, у Бегемота существовал реальный прототип - только не кот, а пес с той же кличкой. Он был настолько умен, что однажды на Новый год после боя курантов пролаял 12 раз, хотя его никто этому не учил.

Правда, достоверные свидетельства называют прототипами волшебного животного все же котов - домашнего котенка семьи Булгаковых Флюшку и Мурра из сатирического романа Эрнста Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра».

Еще одна история связана с известной фразой Бегемота: «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус» . Считается, что однажды, когда Булгаков в очередной раз редактировал эпизод с цитатой, в квартире этажом выше неожиданно начался пожар. Впоследствии, при попытке отыскать источник возгорания выяснилось, что на кухне соседей писателя загорелся именно примус.

С Гоголем связывают и главную «посмертную» историю о Булгакове - на этот раз подлинную. Третья жена литератора Елена в послании его брату Николаю писала:

«Я никак не могла найти того, что бы я хотела видеть на могиле Миши (умершего Булгакова) - достойного его. И вот однажды, когда я по обыкновению зашла в мастерскую при кладбище Новодевичьем, - я увидела глубоко запрятавшуюся в яме какую-то глыбу гранитную.

Директор мастерской на мой вопрос объяснил, что это Голгофа с могилы Гоголя, снятая с могилы Гоголя, когда ему поставили новый памятник. По моей просьбе, при помощи экскаватора, подняли эту глыбу, подвезли к могиле Миши и водрузили. Вы сами понимаете, как это подходит к Мишиной могиле - Голгофа с могилы его любимого писателя Гоголя».

Булгаков и Сталин

Отношения с «Отцом народов» стали особенной частью биографии Булгакова.

Специалисты характеризуют их как очень неоднозначные. С одной стороны, Сталин несколько раз весьма холодно отозвался о произведениях Булгакова, никогда особенно не скрывавшего негативного отношения к революции и советскому строю. Глава СССР называл пьесу «Бег» «проявлением попытки вызвать жалость, если не симпатию, к некоторым слоям антисоветской эмигрантщины» , стремлением «оправдать или полуоправдать белогвардейское дело» . О пьесе же «Дни Турбиных», поставленной по роману «Белая гвардия», Сталин говорил: «Антисоветское явление», но при этом добавлял: «Почему так часто ставят на сцене пьесы Булгакова? Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает. На безрыбье даже «Дни Турбиных» - рыба.

Если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав свое дело окончательно проигранным, - значит, большевики непобедимы, с ними, большевиками, ничего не поделаешь. «Дни Турбиных» есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма. Конечно, автор ни в какой мере «не повинен» в этой демонстрации. Но какое нам до этого дело?»

И тут проявилась другая грань отношения Сталина. 28 марта Булгаков написал письмо правительству, где говорил, что не имеет возможности печататься и сотрудничать с театром в СССР. «Я прошу принять во внимание, что невозможность писать для меня равносильна погребению заживо» , - заключал писатель и просил разрешения на выезд за границу.

Уже 18 апреля в его квартире раздался телефонный звонок. В 1956 году Елена Булгакова сделала запись в дневнике по памяти о тогдашнем рассказе мужа:

«Он лег после обеда, как всегда, спать, но тут же раздался телефонный звонок, и Люба его подозвала, сказав, что из ЦК спрашивают. Михаил Афанасьевич не поверил, решил, что это розыгрыш (тогда это проделывалось), и, взъерошенный, раздраженный, взялся за трубку и услышал:

- Михаил Афанасьевич Булгаков?

- Да, да.

- Сейчас с вами товарищ Сталин будет говорить.

- Что? Сталин? Сталин?

- Да, с вами Сталин говорит. Здравствуйте, товарищ Булгаков (или Михаил Афанасьевич - не помню точно).

- Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.

- Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… А может быть, правда - вы проситесь за границу? Что, мы вам очень надоели?

Михаил Афанасьевич сказал, что он настолько не ожидал подобного вопроса (да он и звонка вообще не ожидал) - что растерялся и не сразу ответил:

- Я очень много думал в последнее время - может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.

- Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?

- Да, я хотел. Но я говорил об этом, и мне отказали.

- А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с вами.

- Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с вами поговорить.

- Да, нужно найти время и встретиться обязательно. А теперь желаю вам всего хорошего».

Булгаков получил работу в Московском Художественном театре, главном драматическом театре страны, и впоследствии угрозы нищеты не испытывал. Массовые репрессии второй половины 30-х также обошли писателя стороной.

Однако полноценного признания Булгаков так и не получил. Некоторые его пьесы все равно запрещались к постановкам, личной встречи со Сталиным не состоялось, и выезд за границу ему так и не разрешили.

Последнюю попытку найти диалог с властью и обществом писатель предпринял в 1939 году, написав пьесу «Батум», посвященную молодости Сталина - считалось, что необходимость в такой постановке возникнет на 60-летний юбилей главы СССР. Попутно Булгаков, скорее всего, лелеял надежду, что успех пьесы поможет публикации главного произведения его жизни - романа «Мастер и Маргарита».

Предварительные демонстрации пьесы, в том числе и перед партийными чиновниками, прошли очень хорошо. Елена Булгакова писала матери:

«Мамочка, дорогая, давно уже собиралась написать тебе, но занята была безумно. Миша закончил и сдал МХАТу пьесу… Устал он дьявольски, работа была напряженная, надо было сдать ее к сроку. Но усталость хорошая - работа была страшно интересная. По общим отзывам, это большая удача. Было несколько чтений - два официальных и другие - у нас на квартире, и всегда большой успех».

Булгаков крайне тяжело воспринял произошедшее. Жене он говорил: «Плохо мне, Люсенька. Он (Сталин) мне подписал смертный приговор».

«Миша, сколько хватает сил, правит роман, я переписываю»

По воспоминаниям близких, с того момента здоровье писателя стало резко ухудшаться, начало пропадать зрение. Врачи диагностировали гипертонический нефросклероз - болезнь почек.

«И вдруг мне Крешков (гражданский муж) газету показывает: Булгаков скончался. Приехала (в Москву), пришла к Леле (сестре писателя). Она мне все рассказала, и то, что он меня звал перед смертью… Конечно, я пришла бы. Страшно переживала тогда. На могилу сходила».

Роман «Мастер и Маргарита» же пролежал на полке более четверти века и был впервые опубликован в ноябрьском номере журнала «Москва» за 1966 год.

Загрузка...
Top